Женщины Викторианской Англии. От идеала до порока - Кэрри Гринберг Страница 29

…Что же касается учениц, нас было около 25—26 девочек в возрасте от девяти до девятнадцати лет. Все мы были дочерьми людей благородных, в основном дворян, членов парламента или пэров, попадались среди нас и наследницы родительского состояния. Оглядываясь назад, можно сказать, что все эти юные особы могли бы принести немало пользы: многие были умны и добры, в их среде не было ни злонравия, ни тщеславия. Но весь этот материал расходовался впустую: наши устремления ограничивались тем, чтобы стать «украшением общества»…

Предметы преподавались нам в обратной пропорциональности от их значимости: в самом низу шкалы стояли мораль и религия, зато музыке и танцам уделялось больше всего внимания. Музыка была ужасной: от нас требовалось бренчать на арфе или фортепьяно, независимо от того, обладали ли мы голосом и слухом. Ежедневно по нескольку часов мы музицировали с учительницей немецкого и два-три раза в неделю с учительницей музыки… Знаменитая мадам Мишо и ее муж регулярно посещали нас, и мы танцевали под их руководством в рекреационном зале. Мы выучили не только все танцы, популярные в Англии до эпохи полек, но и практически все европейские танцы – менуэт, гавот, качучу, болеро, мазурку и тарантеллу. Трудно забыть пожилую даму в зеленом бархатном платье и соболиных мехах, отплясывающую под веселые мелодии, чтобы воодушевить нас своим примером. Вдобавок к танцам каждую неделю мы брали уроки гимнастики у какого-то капитана, который заставлял нас делать упражнения с шестами и гантелями.

…После музыки, танцев и уроков хороших манер шло рисование, но ему не уделялось достаточно внимания, и мы просто следовали скучным инструкциям… Из иностранных языков мы учили только современные – никакой латыни и греческого! Но в течение всего дня мы должны были говорить на французском, немецком и итальянском, и только после шести часов вечера мы снова болтали по-английски. После иностранных языков – в самом конце процессии – плелся английский. У нас был учитель чистописания и арифметики (его мы дружно ненавидели и презирали) и учитель английского, под руководством которого мы писали эссе. Я обязана ему многим больше, чем другим учителям, хотя на столь незначительный предмет, как родной язык, отводилось совсем мало времени.

Кроме этого, один невыносимо долгий час в неделю мы занимались непосредственно с директрисой: она вела попеременно то историю, то географию. Я до сих пор помню, как на первом же уроке нам нужно было каким-то образом выучить 13 страниц из учебника всемирной истории лорда Вудхусли!

В последнюю очередь внимание уделялось религиозному образованию. Наши директрисы… гнали нас в церковь каждое воскресенье, за исключением дождливых дней, и твердить молитвы и катехизис, но что еще сделать для нашего духовного благополучия, кроме этих упражнений души и тела, они не имели ни малейшего представления. (…)

Когда моя учеба закончилась, брат заехал за мной в Брайтон, мы умчались в Бристоль, а оттуда домой, в Ирландию. «Как прекрасно, – думала я, уже сидя в карете, – наконец-то покончить с учебой! Теперь я смогу отдохнуть. Я знаю столько же, сколько и любая девочка в нашей школе, а поскольку это одна из лучших школ в Англии, я знаю все, что необходимо леди. Я не буду больше забивать голову зубрежкой – отныне меня ждут только романы и развлечения».

Ближе к концу XIX века обучение девочек начало улучшаться. Реформаторы в сфере образования открывали школы, готовившие учениц к поступлению в университет – Университетскую школу Северного Лондона (North London Collegiate School) и Челтенхэмский женский колледж (Cheltenham Ladies College). Фрэнсис Мэри Басс, начавшая преподавать в возрасте 14 лет, свято верила, что при должном уровне обучения девочки покажут результаты не хуже мальчиков. Университетская школа Северного Лондона, детище Басс, предлагала образование за 9 гиней в год для девушек из среднего класса, а ее школа для девочек в Кэмдене стоила еще дешевле. Кроме того, Басс предлагала стипендии для трудолюбивых, но бедных учениц. Хотя девочки стенали от нагрузки, но и образование получали отличное. В Кэмдене им преподавали не только арифметику, но и счетоводство, историю, географию, английский и французский язык, а также латынь. Лекции по естествознанию иногда читал отец директрисы Роберт Басс, известный художник и иллюстратор Диккенса. Полученные знания можно было расширить в Университетской школе Северного Лондона.

Несмотря на свои либеральные взгляды, Фрэнсис Басс также верила, что девочки не могут обойтись без кройки и шитья. Одна из учениц Университетской школы, еще до поступления в школу получившая блестящее домашнее образование, с возмущением вспоминала вступительные экзамены. Без труда ответив на все вопросы, она уже ожидала от экзаменаторов похвалы, как вдруг те попросили ее… обметать петлю для пуговицы. К петле ученая девочка была не готова. Каково же было ее негодование, когда экзаменаторы отказались принимать у нее экзамен до тех пор, пока она не приобретет этот полезный навык (в следующий раз девочка приехала в школу уже с обметанной петлей).

Высшее женское образование

Долгое время у женщин не было доступа к высшему образованию. Никому и в голову не приходило, что этим трепетным, нежным существам может понадобиться математика, философия или юриспруденция. Бытовало поверье, что если матери во время беременности иссушают ум наукой, их дети будут страдать от сердечных заболеваний. Казалось бы, замшелое суеверие! Но писательница Маргарет Олифант всю жизнь винила себя в смерти своих троих малышей – и это при том, что как раз она и обеспечивала семью доходами от своих книг. В 1874 году доктор Генри Модсли опубликовал статью, в которой раскритиковал женское образование на том основании, что несколько дней каждого месяца женский ум и тело не способны к напряженной работе. По словам эскулапа, всему виной была злодейка-менструация, а его коллеги подтвердили, что высокообразованная женщина не сможет зачать. А если ей все же повезет, то уж точно не захочет кормить младенца грудью. «Зачем нам портить хорошую мать, превращая ее в посредственного ученого?» – возмущался доктор Клоустон в 1882 году.

Путем измерений черепа краниологи доказывали, что женский мозг примитивнее мужского, и даже поклонники теории эволюции – личности весьма прогрессивные – утверждали, что, в отличие от мужчин, женщины попросту не достигли высокой стадии умственного развития. Подобные мнения разделяли консервативные профессора, полагавшие, что совместное обучение с барышнями настроит студентов на фривольный лад.

Выпускница колледжа. Рисунок из «Журнала иллюстраций», 1893.

Еще до того, как перед женщинами со скрипом распахнулись двери университетов, они уже занимались наукой. Одним из блестящих астрономов XIX столетия была уроженка Ганновера Каролина Гершель. Родители прочили некрасивой дочери карьеру служанки, но Каролина смотрела дальше и выше грязных котлов: после переезда в Англию, где подрабатывал ее брат Уильям, она занялась астрономией и открыла в 1783 году три новых туманности, а в 1786 году – новую комету. В 1835 году Каролина стала членом Королевского астрономического общества, где также состояла ее талантливая коллега Мэри Фейрфакс-Соммервилль.