Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо - Питер Акройд Страница 29

Выяснилось, что Компания южных морей не имела наличных средств, чтобы расплатиться с теми, кто стал избавляться от их акций. Золотые горы Эльдорадо, о которых мечтали те, кто рассчитывал на прибыльную торговлю с Испанией, оказались миражом. Когда пропала уверенность в завтрашнем дне, перспективы быстрой наживы и богатства рассеялись, словно утренний туман. Стоимость акций, которые изначально предлагались в обмен на государственные аннуитеты, резко пошла вниз. К сентябрю 1720 года казалось, что все кончено. Акционеры потеряли все свои вложения.

Тобайас Смоллетт писал: «Эпоха вроде этой – сущее наказание для историка; читателя с чувством и воображением едва ли можно увлечь подробностями финансовых операций, лишенных всякой теплоты, ярких красок и живости; их детальное описание служит лишь иллюстрацией безжизненной картинки безвкусной вульгарности и мерзкого вырождения». Впрочем, пузырь сделал свое дело, пролив свет на «Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы» ^[71] (Extraordinary Popular Delusions and the Madness of Crowds) – как раз об этом рассказывает книга со столь многообещающим названием. Стремление к материальному богатству и опыт неудач, головокружительные взлеты и падения, блеск и нищета, мания, охватившая тысячи людей без видимой на то причины, самоубийства и разрушение семейных уз рассказывают об этой эпохе куда больше, чем тысячи сражений.

Вскоре выяснилось, что некоторые министры и руководители Компании южных морей заблаговременно продали свои акции. Гнев народа был безграничен. Раздавались даже призывы колесовать воров и злодеев. Единственное, что спасло страну от гражданской войны, – осознание глобальности происходящего и надежда на то, что что-то будет сделано, ибо нельзя допустить финансового краха страны.

В этот критический момент пришло время ввести в повествование крупную и краснолицую фигуру Роберта Уолпола (Вальполя), ведь именно ему принадлежит заслуга урегулирования ситуации в стране. Он сумел устранить панику и восстановить финансовую стабильность Компании южных морей. Уроженец Норфолка, он и в солидном возрасте не утратил акцента этих мест. Уолпол служил живой иллюстрацией честного и чистосердечного деревенского жителя. Он жевал домашние яблоки, занимая первую скамью в парламенте, и не терял самообладания даже в самых патовых положениях. Говорят, что, прежде чем приступать к чтению газет, он неизменно просматривал отчет своего управляющего хозяйством.

Уолпол был крепко сложен, невысок и полноват, имел ярко выраженный второй подбородок. На многочисленных портретах он выглядит благодушным, если не сказать вальяжным, в жизни же его знали как добродушного и компанейского человека. Он первым встречал новых членов парламента, который вскоре стал его законной вотчиной. Он щегольски одевался, особенно на парламентские сессии, к которым он наряжался словно жених для невесты. Он знал, как работает палата общин, и знал, как чувствуют себя ее члены. По его собственным словам, единственную надежную защиту министру могло обеспечить лишь «благословение этой палаты».

Уолпол слишком хорошо знал человеческую натуру. Говорят, что ему принадлежат такие слова: «Едва ли найдется ум, который не пострадал бы от постоянного созерцания низости и порока». А будущему первому министру Генри Пелхэму он однажды сказал: «Когда вы будете иметь дело с людьми столько же, сколько я, вы, несомненно, будете готовы возненавидеть весь род человеческий». И все же такая мизантропия и чрезмерный пессимизм никогда не влияли на его природную приветливость. Он извлекал максимальную пользу из человеческих слабостей. Ему нравилось, когда другие выпивали в его компании, ведь это развязывало им языки и давало ему возможность воспользоваться неосторожно брошенным словом. Уолпол знал, чего стоит каждый, и не раздумывая избавлялся от тех, в чьей преданности не был уверен. Он отвечал за все назначения как на местном, так и на общенациональном уровне; он контролировал занимаемые посты в церкви с не меньшим рвением, чем в армии или на флоте. Уолпол создал феномен, который впоследствии получил название «истеблишмент». От пристального внимания Уолпола не ускользала ни одна должность, ни одна синекура, сколь бы незначительной она ни была.