Консервативная революция в Германии 1918-1932 - Армин Молер Страница 28

Мы весьма обширно процитировали эту разработку и как бы уже наметили курсивом, почему она нас заинтересовала. Свобода обособленности противостоит объединению отдельного в целое. Умершие люди мертвы в равной степени, как еще не рожденные: «Жизнь необратима; смерть это вовсе не путь к перерождению». Видим отказ даже от движения по спирали, как по сути своей аморального, так как оно тоже противоречит «односторонности», «необратимости». Эта односторонность состоит в том, что «что реальная действительность станет реальным прошлым, но никогда не будет реальным будущим: или, как можно было бы сказать, время развивается только по форме, что количества прошлого становится всё больше, что будущего — всё меньше, но никак не наоборот».

Странное пересечение греческих и германских идей — мотив, который, кажется, вновь и вновь звучал внутри «Немецкого движения», как бы противопоставляя его христианскому миру. Утверждение о том, что «время не предназначено для женщин» не может удивлять. В равной степени можно обнаружить крайнюю степень неприятия животного возрождения: «Змея — символ лжи (раздвоенный язык, сбрасывание кожи)... Извивание змеи — символ извилистой гибкости лжеца... В змее замечательны и глубоко антиморальны ее покровы; есть также связь с кругом». И в этой связи было упомянуто имя Ницше.

Но попытаемся проверить немаловажность постановки вопроса через свидетельства, обнаруженные в совершенно ином лагере. Признанный представитель христианской теологии Романо Гвардини почти сразу же после окончания Второй мировой войны опубликовал работу «Культурный герой — Спаситель». Частично она опирается на статью, опубликованную ещё в 1935 году, и повествует о процессах, которые проливают «яркий свет на духовно-религиозную ситуацию Пост-Нового времени, равно как и на человека вообще». На первый взгляд эта книга была написана для того, чтобы воспротивиться попыткам использования «мифа о Спасителе» в национал-социалистической идеологии. Однако при более детальном рассмотрении можно выявить куда более глубокие пласты, сокрытые смыслы и отголоски далеких потрясений.

Гвардини исходит из того, что у всякой большой религии есть смысловая циркуляция — смена времен дня и времен года, круговорот рождения и смерти, обращение от тьмы к свету. То есть наша жизнь являет собой ритмичные циклы. «Это начинается с момента рождения, продолжается до самой смерти, однако за смертью следует новое рождение. В пределах жизни отдельно взятого человека этот великий ритм так же проявляется, хотя и не всегда совсем явственно. Утром человек просыпается, вечером он засыпает, чтобы вновь пробудиться следующим утром. Весной жизнь возрождается, а осенью она замирает, чтобы вновь вернуться новой весной. Чувство возникает, нарастает, достигает апогея, затем рушится и все начинается вновь. Творчество вспыхивает, ширится, заканчивается, а после паузы всё начинается вновь. Повсюду можно обнаружить процессы подъема и упадка, которые сменяют друг друга: повсеместно идет смена преображенного бытия, обнаружения себя, приобщенного существования и нового начинания. Эти фазы не завязаны сами на себя, а происходят в пределах жизни в целом. Это её продолжение, что свершается в ритмах взлета и падения, от замершего где-то глубоко существования до парящего в высоте воодушевления. Такая жизнь есть у каждого отдельного человека. Безусловно абсолютными кажутся только лишь рождение и смерть. Но на самом деле они чрезвычайно относительны. То, что рождается и умирает, приобретает собственный вид и теряет его — это не индивидуум, а жизнь. Рождение как смерть, существование в жизни и умирание — это фазы настоящего, а особые формы — это всего лишь переход. То, что существует на самом деле — это видовая жизнь, индивидуум — это всего лишь волна. Познание этого факта сжимается до предела в вакхическом переживании, когда подлинный момент наивысшего жизненного переживания приводит к возможной смерти».

Гвардини показывает, что ритмы приносят человеку благо и зло. «Отчего благо избавляет, но не только от притеснений и потрясений естественного существования, но и от тайны Божественного; существование под угрозой исчезновения перед нуминозной пропастью, которую человек ощущает в природе по ночам, зимой, на пороге смерти... С возвращением солнца и приходом весны начинается вновь дарованная жизнь, а через рождение ребенка прибывает Божественное спасение». Выразителями этого были «спасители»: Осирис, Митра, Дионис, Бальдр. Они и мифы о них — это «формы выражения самостоятельно несущегося по мировому Бытию ритма» «Он всегда по-новому свершается при прошествии по одной жизни, которую природа связывает с жизнью и смертью, цветением, вынашиванием плода и с увяданием, опасностью и избавлением, нуждой и богатством, но в то же самое время с божественным изобилием святости и отчаянных горестей. Они — спасители, но только в пределах того непосредственного мирового ритма, который они как бы скрепляют своей печатью. Таким образом, они последний проклятый вид. Это выражается в том настроении, которое они сеют вокруг себя — меланхолия».

Для Гвардини Христос был низвергателем этого вечного цикла. Не в примитивном смысле, как ворвавшийся в цветущий мир снаружи дух. Для подобных банальных суждений Гвардини слитком умен. Его критика более тонкая, нежели суждения Вайнингера. «Вместе с тем не надо считать, что Христос избавил от побуждения к духу; это всё равно, что сказать о переходе дионисийца к Аполлону. Но греки и сами были в курсе того, что Дионис и Аполлон были братьями, а потому в основе своей мало чем отличались друг от друга. Дух, который собой воплощают и Аполлон, и Афина, с христианской точки зрения кроется в той же самой физической природе, в которой господствуют Дионис и Деметра. Он — дух, она — натура, но это два аспекта одной и той же самой общей действительности». Подобно Вайнингеру Гвардини ведет речь о свободе отдельной личности, о её решении и привязанном к ней циклу — даже если это решение ведёт к иным целям, нежели было обозначено у Вайнингера. Для Гвардини Христос — это одновременно и воплощение, и преодоление мифа о «спасителе». «Действия Спасителя Христа принципиально лежат в иной плоскости, нежели у Диониса и Бальдра... Кто такой Христос? Он — тот, кто как раз избавляет от того, что заключено в спасителях. Он освобождает человека от неизбежности чередования жизни и смерти, света и мрака, взлета и падения. Он ниспровергает пленительную, по-видимому, насыщенную бытийственными смыслами, но на самом деле подчиняющую себе личный выбор монотонность природы.... В сфере мифов о спасителях у индивидуума нет места».

Но по причине чего Христос ниспровергает Вечный Цикл? Гвардини дает следующий ответ: «Вследствие того, что он прибывает «сверху». В данном случае подразумевается цитата из Евангелия от Иоанна (8,23): «Он сказал им: вы от нижних, Я от вышних; вы от мира сего, Я не от сего мира». Согласно Гвардини свершенное Христом нарушение цикла является ничем иным, как уничтожением ежегодного чествования спасителей. Он дает «свободное действие» для развития событий «безвозвратного часа»: «Спасители происходят от осколков природы и мира сего; Христос — от триединого Бога, который ни в коем случае не может быть пойман в силки закона вечной смены жизни и смерти, света и мрака. Он происходит от суверенной, могущественной божественной свободы. Уже вследствие этого он избавляет от мировых законов... Христос показывает, кто есть истинный Бог: не бесконечный нуминозный поток, не первопричина мира сего, не высшая идея, а самостоятельный Творец и Повелитель Всего».