Московские дневники. Кто мы и откуда… - Криста Вольф Страница 28

На теплоходе «Гоголь» мы плыли по Волге в Горький (прежде и теперь снова Нижний Новгород) на торжества по случаю столетия со дня рождения Максима Горького. Затем путь лежал через Москву в Ленинград и Вильнюс и, наконец, опять в Москву. Плавание по Волге, в котором, независимо от нас, от ГДР участвовал только писатель Франц Хаммер, стало для нас особенным событием, так как мы познакомились с Максом Фришем. У нас с ним состоялся оживленный обмен идеями, из чего возникла горячая дружба. Параллельно с Кристой Вольф Фриш вел дневник путешествия, воспроизведенный здесь в отрывках. Криста Вольф в послании «Встречи. К 70-летию Макса Фриша» (1981) вспоминает это плавание по Волге; она еще в 1975 году писала о Фрише в эссе «Перечитывая Макса Фриша, или О повествовании от первого лица».

Далее, на Волге мы встретились с Гюнтером Вайзенборном и его женой Джой, в 1932 году он вместе с Бертольтом Брехтом поставил на сцене роман Горького «Мать», с музыкой Ганса Эйслера. Как председатель Союза писателей СССР на борту присутствовал уже знакомый нам Сергей Михалков, а кроме того, литовский романист Альфонсас Беляускас (р. 1923) и русский автор Георгий Марков (1911–1991), позднее председатель Союза. Нам довелось дискутировать с критиками и писателями Павлом Топером (1923–2006), Львом Озеровым (1914–1996), Борисом Сучковым (1917–1974) и Борисом Рюриковым (1909–1969). Из авторов с международной известностью нам были знакомы испанский поэт Рафаэль Альберти (1902–1999) и его жена Мария Тереса Леон (1903–1988), а также индиец Мулк Радж Ананд (1905–2004).

О том, что Горький позволит нам посетить «закрытый город», куда советских граждан пускали только по особому разрешению, нам, зарубежным гостям, не сообщили. Правда, по городу мы передвигались большей частью только с сопровождающими, ездили в домик Каширина, где прошло детство Горького, на большой автозавод, где строили «волги», и наконец отметили закрытие конференции в гостиничном зале, описанном у Макса Фриша. С 1980 по 1986 год город Горький был местом ссылки критика режима Андрея Сахарова (1921–1989), с которым близко дружил Лев Копелев.

Лев Копелев и Раиса Орлова в Москве

По возвращении в Москву мы встретились с Тамарой Мотылевой (1910–1992), сведущим и понимающим критиком книг Кристы Вольф в русском переводе. Она со знанием дела рассказывала об официально неупоминаемых рукописях Александра Солженицына, о вышедшей только на Западе книге Евгении Гинзбург «Крутой маршрут», сообщила об исключении Льва Копелева из партии, была хорошо информирована о событиях Пражской весны 1968 года.

Льва Копелева мы посетили в первый раз, а затем неоднократно бывали у него на квартире; он подробно рассказывал о протестном письме писателей против ареста Юлия Даниэля и Андрея Синявского. Он рассказал нам о ленинградце Ефиме Эткинде, который выступил в суде против осуждения поэта Иосифа Бродского. В 1964 году Бродский был приговорен в СССР за «тунеядство» к принудительным работам, а позднее лишен гражданства. В 1987 году — уже будучи гражданином США — он получил Нобелевскую премию по литературе. О Копелеве Криста Вольф вспоминает в «Городе ангелов, или The Overcoat of Dr. Freud»: «Он, крупный мужчина, сновал в маленьких комнатушках своей московской квартиры, где вечно толпился народ, искавший у него совета и поддержки, причем кое-кто за ним и шпионил. А он пинал ногой стоявший на полу телефон: „Маленький предатель!“» Копелев читал наши книги и писал о них, частным образом или когда мог опубликовать в Советском Союзе рецензию. Наша с ним переписка шла через разных надежных «курьеров», что лишало власти возможности читать нашу почту. В 1969 году Криста Вольф послала Копелеву экземпляр «Размышлений о Кристе Т.»; еще и четыре года спустя оба переписывались по теме книги и проблематике писательства.

В писательском литературном клубе в центре Москвы — похожем на дворец здании с рестораном, садом и двором — мы обедали с переводчиком Львом Гинзбургом (1921–1980). Он перевел на русский немецкие баллады, а также книги Арнольда Цвейга, Стефана Хермлина и Йоханнеса Р. Бехера и был хорошо осведомлен о ситуации в литературе ГДР. Его возмутила отвратительная статья в журнале «Огонек», где утверждалось, что в смерти Маяковского повинны его еврейские друзья Лиля и Осип Брик.

В тот вечер Гинзбург познакомил нас с Юрием Трифоновым (1925–1981), которому мы очень симпатизировали благодаря его романам, постоянно выходившим в ГДР. Он рассказал о своей новой книге «Отблеск костра», тема — судьба его отца, погибшего в сталинских лагерях. В интервью журналу «Вопросы литературы» Криста Вольф сказала, что Трифонов, «как шахтер с отбойным молотком, без устали упорно ломал скалу сталинизма». Мы обменивались с ним дружескими письмами и часто говорили о значении нашей литературы для человеческого достоинства.

В Ленинграде мы впервые встретились с Ефимом Эткиндом (1918–1999), который познакомил нас с внуком Федора Достоевского. Этот внук в свою очередь провел нас по местам, где происходит действие романа «Преступление и наказание», и настаивал на том, что только так, через перенос действия с автора на его героя Раскольникова, могло состояться преступление, убийство процентщицы. По этому поводу Криста Вольф пишет в своем эссе «Уроки чтения и письма» (1972):

«Трудно представить себе более глубокое и более зловещее переплетение „сюжета“ и „автора“. Лишь это переплетение дало жизнь новому, третьему качеству — реальности книги, без труда приносящей с собой „подлинные“ дома, улицы, квартиры и лестницы, но конечно же не нуждающейся в доказательстве, что дома эти и комнатушки именно таковы, какими они описаны. Ибо реальность „Преступления и наказания“ не исчерпывается топографией одного города. Санкт-Петербург? Да, конечно. Но разве станет кто-нибудь сомневаться, что не было бы никогда этого Петербурга, который все мы считаем так хорошо нам известным, не было бы этого мрачного Вавилона, если бы его не узрела разгоряченная фантазия несчастного писателя? Его наклонности, ужасная история его жизни, его чуть ли не болезненная чувствительность к нравственным противоречиям эпохи — все это заставило художника выделить из своего нутра человека по имени Раскольников, создать вокруг него мир, который только кажется построенным из кирпичей материальной действительности и в котором он, Достоевский, может как одержимый играть с призрачными фигурами, до известной степени преодолевая то, что в „подлинном“ мире чуть не подвергло его уничтожению или самоуничтожению.