Хроники времен Сервантеса - Владимир Фромер Страница 28

Но у дона Хуана было немало проблем, осложнявших ему жизнь. Его молодость, самоуверенность, надменная снисходительность и отсутствие опыта в морском деле раздражали командующих эскадрами. Особенно напряженные отношения сложились у него с венецианским адмиралом Себастьяном Вениеро, считавшим унизительным для себя находиться в подчинении у желторотого юнца — пусть даже и королевского брата. К тому же между венецианцами и испанцами издавна существовало соперничество на море. Венеция, считавшая Восточное Средиземноморье своей вотчиной, с подозрением отнеслась к появлению там крупных испанских морских сил. Венецианцев мучила мысль, а вдруг они там и останутся. Так что дон Хуан имел основания настороженно относиться к венецианскому союзнику. К тому же венецианская республика, скаредность которой была общеизвестна, плохо снарядила свою эскадру. Адмирал Вениеро был вынужден считать каждую копейку и испытывал острую нужду не только в солдатах и матросах, но и в продовольствии. Дон Хуан это прекрасно знал.

— Мне доложили, что ваша эскадра безобразно снабжена припасами, — сказал принц адмиралу Вениеро. — Разумеется, у моего короля достаточно средств, чтобы обеспечить всем необходимым и своего союзника. Но я, клянусь Мадонной, и не подозревал, что венецианская республика так обнищала.

Адмирал побагровел, но проглотил эту колкость. А куда денешься, если в трюмах венецианских галер уже сдохли с голоду последние крысы.

В тот же день по приказу дона Хуана на венецианские корабли было погружены все необходимые припасы. Кроме этого на них перешли четыре тысячи испанских солдат. Они должны были гарантировать выполнение венецианскими капитанами приказов главнокомандующего. Это вызвало ссоры, драки и даже поножовщину между испанцами и венецианцами. Но все успокоилось после того, как зачинщиков подобных безобразий дон Хуан велел повесить. За добрым нравом и веселым характером главнокомандующего все почувствовали железную волю и твердую руку.

Пока союзники собирались, турки не сумели воспользоваться благоприятными обстоятельствами, чтобы уничтожить их флот по частям. Вместо этого капудан-паша Али зачем-то предпринял рейд вдоль Адриатики, разоряя и грабя принадлежащее Венеции далматинское побережье. Потом осадил крепость Корфу, где встретил отчаянное сопротивление. Гарнизон крепости, вдохновляемый митрополитом Спиридонием, не только отбил все приступы, но и потопил артиллерийским огнем несколько галер. Турецкому флоту пришлось бесславно отступить, и он взял курс на Коринфский залив.

Туда же медленно из-за тихоходных галеасов двинулся и флот союзников. У Эпира флот догнал корабль-гонец, который привез известие о захвате турками Кипра и падении Фамагусты.

По приказу капитана Диего Ургана на палубе «Маркелы» были выстроены все сто пятьдесят человек экипажа.

— Я вам вот что скажу, господа солдаты, — начал капитан. Его добродушное лицо было краснее обычного. Было видно, что ему трудно говорить, но события были красноречивее слов. — Кипр захватили неверные. Фамагуста пала. Ее сдавшиеся в плен защитники, которым обещали жизнь, были зверски убиты. Турки не пощадили ни женщин, ни детей. Особенно страшной оказалась участь доблестного коменданта Фамагусты Брагандино — с него живого ободрали кожу. Вот, господа солдаты, каковы ваши враги. Да не будет жалости в вашем сердце. Разите их, убивайте их, как бешеных собак, — закончил капитан Урган.

Весть о чудовищном злодеянии потрясла всех. Солдаты клялись отомстить. Сервантес шатался, когда все расходились. У него невыносимо болела голова. Он перегнулся через борт, и его стошнило. С трудом дошел он до кубрика и бросился на ложе. Лихорадка воспламенила кровь. Зубы стучали. Когда пришли остальные устраиваться на ночь, он бился, как в припадке падучей, бредил и кричал:

— Месть господня! Все к оружию!

Из-за его криков никто не мог заснуть. В конце концов, его вынесли из кубрика и положили на мешки под лестницей, где оставался небольшой свободный уголок. Люк был открыт, и туда проникал свежий воздух. Он перестал метаться и заснул.

7 октября утром на востоке показался турецкий флот, построенный в боевой порядок у входа в Коринфский залив. Здесь и разыгралось самое кровопролитное морское сражение из всех происходивших с начала новой эры. Свое название оно получило от города Лепанто, находившегося в тридцати милях оттуда.

Погода была хорошая, ясная. Дул легкий ветер, морской бриз был незначителен. Дон Хуан приказал выстроить весь флот развернутым фронтом в длинную линию, причем фланги немного выдавались вперед. Левым флангом, примыкавшим к отмелям у берега и состоявшем из 63 галер, командовал венецианец Агостино Барбариго. Правым флангом, выдававшимся в открытое море и состоявшим из 64 галер, командовал генуэзец Андреа Дориа.

Главнокомандующий с 37 кораблями стоял в центре и имел при себе адмиралов Вениеро и Колонну с их крупными флагманскими кораблями. Дон Хуан был невысокого мнения об их способностях и считал, что они не смогут эффективно командовать флангами.

Такое построение соответствовало обычному боевому порядку, но дон Хуан ввел в него две особенности, обеспечившие союзникам победу, а ему славу выдающегося флотоводца. Он выдвинул вперед перед центром все шесть галеасов, чтобы использовать их артиллерийскую мощь уже при приближении неприятеля. Второе новшество заключалось в том, что позади центра он поставил в резерве 35 галер под командованием маркиза де Санта-Круза. Таким образом, вопреки установившейся традиции, центр был крепко усилен и состоял из трех линий.

Флот капудан-паши Али наступал обычным турецким строем в виде широкого полумесяца. Правым крылом командовал Александрийский паша Мухаммед Сирокко, левым — итальянский ренегат Улуг-Али, берберийский пират, прославившийся своими разбоями, ну а центром командовал сам Али.

Берберийские легкие суда уже давно следили за передвижениями христианского флота. Лихой корсар Кара-Ходжа, выкрасив свой галиот черной краской, ночью дерзко проник в самую середину союзнического флота и пересчитал суда. Но галеасов, стоящих в отдалении, он не заметил.

Капудан-паша Али созвал военный совет на флагманском корабле. Флотоводец выглядел величественно. Его седая борода была аккуратно подстрижена. Смуглый профиль напоминал хищную птицу. Зеленый тюрбан, на котором сверкал изумрудный полумесяц, был надет на стальной шлем.

Турецкие капитаны также были в боевом облачении. Большинство из них советовали капудан-паше воздержаться от сражения.

— Уже осень, и не стоит нам рисковать сейчас, — настаивал Улуг-Али. — Подождем до весны, как следует подготовимся и тогда уж обрушимся на них всей мощью.

Его поддержал и второй флагман Мухаммед Сирокко:

— У гяуров мушкеты и аркебузы, а у нас только луки, — заметил он.

Но капудан-паша был непоколебим:

— Я обещал султану, да умножит Аллах его могущество, уничтожить весь флот гяуров и клянусь бородой пророка, что это сделаю. По сведениям лазутчиков, у них не так уж много сил. К тому же, пока их аркебуза выстрелит один раз, наш лучник успеет выпустить тридцать стрел. Преимущество на нашей стороне, и мы будем атаковать. Все. Совет окончен.