Лжедмитрий I - Вячеслав Козляков Страница 27

Переход в католичество Лжедмитрия состоялся в Страстную субботу 17 апреля 1604 года в иезуитском костеле Святой Варвары, расположенном совсем рядом с главным Мариацким собором в Кракове. После этого московский претендент получил возможность обратиться с посланием к папе римскому Клименту VIII.

Это письмо, написанное собственной рукой самозванца на польском языке, сохранилось и разыскано о. Павлом Пирлингом:

«Святейший и блаженнейший во Христе Отец!

Кто я, дерзающий писать Вашему Святейшеству, изъяснит преподобный посол Вашего Святейшества при его Величестве короле польском, которому я открыл свои приключения. Убегая от тирана и уходя от смерти, от которой еще в детстве избавил меня Господь Бог дивным своим промыслом, я сначала проживал в самом Московском государстве до известного времени между чернецами, потом в польских пределах в безвестии и тайне. Настало время, когда я должен был открыться. И когда я был призван к польскому королю и присматривался к католическому богослужению, по обряду Святой Римской церкви, я обрел, по Божьей благодати, вечное и лучшее царство, чем то, которого я лишился.

Радея о душе моей, я постиг, в каком и сколь опасном отделении и схизме греческого от церковного единения отступничества находится все московское государство, и как греки позорят непорочное и древнейшее учение христианской и апостольской веры Римской церкви.

А посему я чистосердечно, силою незаслуженной (мною) благодати Божией, приступил к этому учению и единению с католическою церковью, и укрепленный церковными таинствами стал смиренною овцою Вашего Святейшества, как верховного пастыря всего христианства.

Хотя я должен скрываться в чаянии того, что со мною сделает Господь Бог, избавивший меня от такой опасности, уповаю, однако же, в том что он посадит меня на отчем, древнем и крови московских царей царстве, переходящем ко мне одному, если (на то) будет его Божья воля, коей я себя всецело поручаю.

Но если не будет Его святой воли и благоволения, достаточно мне и того, что я познал католическую истину и принял спасительное воссоединение с церковью Божьей, которое приведет меня к вечному царствию.

Буде же Господь Бог откроет мне путь в столицу, принадлежащую мне по наследственному праву, и воззрит на мою правоту, я нижайше и покорно прошу, дабы ты, отец всех Христовых овец, не оставил меня без твоего покровительства и помощи. Может Господь Бог мною недостойным (рабом своим) расширить славу свою в обращении заблудших душ и в воссоединении в свою церковь великих народов. Кто знает, на что меня так сохранил, привел к своей церкви и воссоединил (с нею).

Лобызаю ноги Вашего Святейшества, как самого Христа, и, покорно и низменно преклоняясь, отдаю мое повиновение и подчинение Вашему Святейшеству как Верховному Пастырю и отцу всего христианства. Делаю это тайно и, в силу важных обстоятельств, покорно прошу Ваше Святейшество сохранить это в тайне.

Дан из Кракова, 24 апреля 1604 г.

Вашего Святейшества нижайший слуга Дмитрий Иванович царевич Великой Руси и наследник государств Московской монархии»⁷³.

Даже папе Дмитрий не открывал своей тайны. Он просто держался заученной версии, которую рассказывал всем, начиная с князя Адама Вишневецкого и не исключая короля Сигизмунда III и нунция Рангони: «Убегая от тирана и уходя от смерти, от которой еще в детстве избавил меня Господь Бог дивным своим промыслом…» И так далее. В письме Клименту VIII содержатся этикетные отречения от греческой схизмы, намеки на воссоединение церквей и народов, покорное стремление «лобызать ноги» римского папы «как самого Христа». Лжедмитрий не забыл упомянуть о своей цели достижения московского престола, но и не связывал с этим напрямую свой переход в католичество, ставя Божий промысел выше своей человеческой судьбы. Однако он подчеркивал, что «должен скрываться», и просил все «сохранить в тайне».

Оценивая степень искренности Лжедмитрия при переходе в католичество, можно легко повторить ошибку современников и посчитать произошедшее следствием его духовного «прозрения». Тогда, в Кракове, «царевичу» поверили все. Но воцарение Лжедмитрия показало, что он использовал смену веры лишь для приобретения необходимой ему поддержки. Самозванец умел влиять на других людей, умел убеждать их, говорить и действовать так, как они ожидали от него. Как политик, заинтересованный в достижении собственных целей, он в последнюю очередь задумывался о нравственных последствиях перехода в католическую веру (если задумывался об этом вообще). С точки зрения политики он победил, получив возможность обратиться с письмом к самому папе римскому.

Определенные затруднения у автора письма и его переводчиков должен был вызвать вопрос о подписи в обращении к папе Клименту VIII. Так на свет появился первый титул Лжедмитрия: «Дмитрий Иванович царевич Великой Руси и наследник государств Московской монархии». Кроме того, письмо было скреплено гербовой печатью с двуглавым орлом под короною и святым Георгием в щите, а также круговой надписью: «Божью милостию царевичь Московский Дмитр Иванович»⁷⁴.

Свое послание Дмитрий передал для отправки в Рим на новой аудиенции у нунция Клавдия Рангони 24 апреля 1604 года. Утром он исповедовался у отца Каспара Савицкого, в середине дня был принят нунцием, а вечером уже должен был оставить Краков.

Нунций Рангони был прекрасно осведомлен об успехах Дмитрия, но и ему надо было удостовериться в его полном переходе в лоно католической церкви. Сделать это можно было одним способом — самому исповедовать и причастить московского царевича. Даже о. Павлу Пирлингу было непонятно, зачем нунций счел необходимым повторить обряд крещения. Клавдий Рангони помазал Дмитрия «миром, слегка ударил по щеке и совершил над ним рукоположение»⁷⁵. Но Дмитрий искренне отзывался на все обряды. В своем донесении в Ватикан нунций упомянул о порыве царевича, упавшего перед ним на колени и пожелавшего, в подтверждение своей искренности, облобызать его ноги, как представителя папы римского. Дмитрия ждал приготовленный нунцием Рангони подарок: золоченый «Агнец божий» — символическое изображение Христа — в напоминание молитвы «Agnus Dei», читавшейся перед причастием. Внес ватиканский представитель и свой посильный вклад в сбор средств на будущий московский поход, одарив Дмитрия двадцатью пятью венгерскими дукатами.

В один месяц Дмитрий завоевал весь Краков. Практически все поддерживали его или по крайней мере интересовались делом московского «царевича». Исключение составлял канцлер Ян Замойский, но его не было в этот момент рядом с королем.

В письме канцлеру Яну Замойскому 23 апреля 1604 года воевода Юрий Мнишек объяснял, почему в итоге Дмитрий оказался под его покровительством: «В то время, как зять мой, его милость князь Вишневецкий, ехал к его величеству королю с тем человеком, который называл себя истинным наследником Московского государства, нужно было и мне, по собственным делам, отправиться к его величеству королю. Потом случилось так, что, отъезжая из Кракова, он оставил его при мне»⁷⁶.

Конечно, Мнишек темнил и интриговал. Его целью было привлечь Замойского на свою сторону. Он не рассказывал ему всех деталей, — возможно, из опасения, что эти детали станут известны кому-то еще. В том же письме он просил канцлера Яна Замойского назначить доверенного человека для дальнейшей переписки.