Лжедмитрий I - Вячеслав Козляков Страница 26

Нунций Клавдий Рангони описал в своем донесении в Ватикан прием Дмитрия (Demeirio Moscovita). Как оказалось, московский человек, назвавшийся потомком правителей соседнего государства, приготовил для встречи с королем Сигизмундом один известный сюжет из древней «Истории» Геродота. Лжедмитрий сравнил себя с сыном лидийского царя Креза, весьма одаренным юношей, но немым, заговорившим лишь тогда, когда его отцу угрожала смерть от рук персов, взявших Сарды: «Человек, не убивай Креза!»⁶⁶ В оригинале у этой истории было продолжение. Крез вспомнил предсказание Дельфийского оракула: «В оный ведь день, для тебя роковой, возгласит он впервые!» Однако Лжедмитрий рассказывал о делах московского «Креза», каковым считали Ивана Грозного, поэтому никто не подумал об угрозе для самой Речи Посполитой.

Больше всего Лжедмитрий говорил о превратностях своей судьбы, о несправедливости, случившейся из-за захвата московского престола его «подданным» Борисом Годуновым. Он просил о заступничестве и помощи в деле «возвращения своих законных владений». Даже в этот, самый решительный для него, момент Лжедмитрий пытался демонстрировать, что может сделать кое-что и самостоятельно, говоря, что «мог бы прибегнуть к помощи других монархов, но доверяется только его величеству». Вся эта риторика произвела благоприятное впечатление на короля Сигизмунда III. Москвичу милостиво было передано через епископа Петра Тылицкого несколько ободряющих слов. Незнакомец, назвавшийся сыном московского великого князя Ивана, был отпущен с подарками. Король Сигизмунд III наградил его золотой цепью со своим портретом в медальоне, дал «несколько сот злотых наличными» и выделил «несколько тысяч флоринов» из казны (из самборских доходов, которые он никак не мог взыскать с Юрия Мнишка)⁶⁷. Потом в Москве возмущались: «И король деи, и вы, паны-рада, тому баламуту поверили, и дал ему король чепь золоту да золотых несколько тысеч, и во всем деи учали его чтити, кабы прямого государского сына»⁶⁸. А тогда король сделал так, что безнадежные долги управителя самборских королевских имений воеводы Юрия Мнишка могли еще послужить интересам польской короны.

Сигизмунду III могло льстить, что молодой человек, называвший себя сыном московского великого князя, целовал его руку, просил заступничества и помощи в борьбе с узурпатором трона Борисом Годуновым. Именно от короля зависело теперь, будет ли дело московского «претендента» иметь продолжение или нет. Если бы король не был заинтересован в этом деле, то с выходцем из Московского государства могли поступить и так, как советовал один из сенаторов: дать Дмитрию денежное пособие и отправить его в Ватикан. Однако «князик» рассказывал о своем стремлении обратно в Москву, он был уверен, что будет принят там с великими почестями, обещал бескровный переворот, что показательно для «литовской программы» Лжедмитрия.

Политики не имеют роскоши бескорыстно помогать в чужих делах. На что же тогда рассчитывал названный Дмитрий и почему в итоге он получил искомую помощь от короля? Московскому просителю уже в Самборе могли объяснить прямо, чего от него ждали, да он и сам должен был понять, что потраченные на него средства требовали гарантий. И дальше в Кракове он щедро стал раздавать единственный капитал, которым мог распоряжаться самостоятельно, — обещания. Всем, кто встречался с Дмитрием в те дни, было от него что-то нужно, и он сумел обратить чужие ожидания в свою пользу.

Одна из первых встреч была с краковским епископом Бернардом Мациевским, двоюродным братом Юрия Мнишка. Глава Краковской академии (Ягеллонского университета) подарил московскому «царевичу» книгу о соединении церквей, изящно направив его мысли к размышлению над нужным предметом. Через полтора года Бернард Мациевский освятит в Кракове церковный брак Марины Мнишек per procura (через представителя) с московским царем Дмитрием Ивановичем. Папа Павел V сделает кардинала Бернарда Мациевского главным «блюстителем интересов веры, затронутых московскими событиями»⁶⁹.

Названный сын московского великого князя пользовался также гостеприимством краковского воеводы Николая Зебжидовского. Активность последнего в этом деле осуждал нунций Клавдий Рангони в донесении в Ватикан: «Краковский палатин Николай Зебжидовский был таким ярым сторонником Димитрия, что без ведома его величества предложил ему свои услуги и денежную помощь, если окажется, что москвитяне, действительно, пожелают признать его своим великим князем»⁷⁰. Будущему предводителю знаменитого рокоша шляхты против короля Сигизмунда III в 1606/07 году должен был импонировать лояльный союзник Речи Посполитой, стремившийся занять московский престол. Связи Лжедмитрия с рокошанами окажутся настолько тесными, что впоследствии московского царя Дмитрия Ивановича даже заподозрят в желании самому стать королем Речи Посполитой! Узнав о гибели Дмитрия и поляков, приехавших на его свадьбу с Мариной Мнишек в Москву, рокошане потребуют от короля отмщения. Случится все это уже позже, но будет следствием именно краковской весны самозванца.

Из череды многих важных встреч еще одна оказалась для Дмитрия такой же определяющей, как и аудиенция у короля Сигизмунда III. Нунций папского престола в Кракове Клавдий Рангони по желанию короля тоже лично принял московского претендента 20 марта 1604 года. Вот что нунций Рангони доложил в Рим о своей встрече с Дмитрием:

«Он был чрезвычайно учтив и почтителен, говорил, что уже давно желает представиться мне как здешнему наместнику святого отца, не только для того, чтобы предложить мне свои услуги, но чтобы подробно передать все касающееся его самого (хотя он знал, что вся его история была мне хорошо известна). Кроме того, он просил меня ходатайствовать за него у святого отца (папы. — В. К.), прося не только его молитв за справедливое свое дело, но и помощи в борьбе за свои владения, так как обязанность всемирного пастыря — защищать и помогать угнетенным.

Он очень подробно и с некоторым преувеличением рассказал о том, как тяжко быть лишенным царства слугой своего отца, который достиг высшей власти благодаря коварным замыслам против его жизни, от которых спас его Бог. Не менее тяжело видеть ему терзание, которым тиран подвергает его родину, вследствие чего он умоляет меня ходатайствовать за него у святого отца и у короля»⁷¹.

И опять впечатление оказалось благоприятным для Дмитрия. Он сумел намекнуть на возможную помощь Московского государства в борьбе христиан против турок, когда ему помогут занять престол предков. Но важнее всего для духовного лица могло быть выказанное Дмитрием стремление к переходу в католичество. Для подготовки московского прозелита нунций Рангони приставил к нему настоятеля иезуитского монастыря Святой Варвары Каспара Савицкого. Его делом занимался знаменитый ревнитель католичества Петр Скарга⁷². И это было не случайно. Лжедмитрий обещал папскому престолу решить вековую задачу преодоления христианского раскола, а великая цель требовала участия великих людей. В их планах появление Дмитрия в качестве претендента на русский трон было всего лишь средством, цель оставалась одна — окончательное торжество католической веры на Востоке. О том, чтобы поручить такое дело некатолику, не могло быть и речи! У Лжедмитрия не оставалось выхода. Однако, принимая католичество, он опасно отдалялся от своей цели, понимая, что в Москве не примут царя другой веры. И тогда, продумав все, он убеждает своих покровителей в готовности сменить веру, соглашается и на молитву в костеле, и на исповедь, и на причастие у католического священника Каспара Савицкого. Но при одном условии — чтобы все оставалось тайной!