Стальной корабль, железный экипаж. Воспоминания матроса немецкой подводной лодки U­505. 1941—1945 - Ганс Якоб Гёбелер Страница 26

Мы не питали особого уважения к этому человеку. Естественно, он куда слабее разбирался в технике, чем наш старый Фёрстер, но в основном нас раздражала в Еноте эта его невротическая возня с собственной бородкой. Любой член команды механиков, который осмеливался вырастить бороду больше и гуще, чем у стармеха, рисковал весьма серьезным образом. Енот любил наказывать таких смельчаков за малейшие провинности, уменьшая им дни положенного после похода отпуска.

Но самым большим нашим бичом, помимо, разумеется, самого Чеха, оставался его старший помощник Тило Боде. Он обладал совершенно неприятным характером, со склонностью становиться еще хуже по мере отсутствия у нас каких-либо успехов. Старпом всегда говорил с нами в очень злобном тоне, постоянно подчеркивая нашу лень и некомпетентность. Насколько мы понимали, то именно он сам был некомпетентным. Его любимым наказанием было назначать человека на дополнительную часовую вахту, во время которой ему нечего было делать, разве что насвистывать свою любимую мелодию.

Разумеется, германский военнослужащий традиционно привычен к строгой дисциплине и напряженной подготовке, однако всегда существовало подчеркнутое уважение между офицерами и солдатами, основанное на понимании того, что трудности и их преодоление идут на пользу подразделению. Однако эти офицеры зашли слишком далеко за разумный предел, что вредило нашему боевому духу и даже нашей физической способности выполнять свою работу.

Я очень четко запомнил одну из своих стычек со старпомом. Только что минуло двенадцать часов дня, и я пытался заснуть, поскольку имел право на шестичасовой отдых перед следующей вахтой. Но как только я заснул, меня растолкали и сказали, что Боде немедленно требует меня на мостик. Менее чем за минуту я оделся и вскарабкался по вертикальному трапу на мостик. Стоя перед ним по стойке «смирно», я услышал, для чего я понадобился вне своей вахты.

– Ефрейтор машинной группы прибыл по вашему приказу, герр!

– Гёбелер, принесите мне кофе, и побыстрее!

Прерывать драгоценный сон сменившегося с вахты матроса ради столь тривиального дела мне показалось совершенно непонятным. Капитан-лейтенант Лёве никогда бы не потерпел столь уничижающий приказ, отданный одним из офицеров. Но к этому времени мы все уже привыкли к подобному обращению с нами новых офицеров. Я спустился вниз, завернул за угол прохода в лодке, где располагался наш камбуз, и сказал моему другу Тони, что надо сварить свежий кофе для Боде. Тони чувствовал, что Боде пребывает в дурном настроении, и уже держал наготове кипяток для заварки. Через пару минут я снова поднимался на мостик с парой чашек и кувшином горячего свежезаваренного кофе.

Требуется немало ловкости, чтобы преодолеть два трапа, ведущие на мостик, с кофейником и двумя чашками в руках, но я это проделал, не пролив при этом ни капли кофе.

Я доложился Боде и наполнил чашки горячим ароматным напитком (естественно, Боде получил при этом первую чашку). Обстановка выглядела вполне удовлетворительной, и я начал спускаться по трапу в центральный пост.

Внезапно я ощутил жгучую боль от обжигающей жидкости, выплеснутой на мою голову сверху. Боде вылил чашку только что заваренного кофе на мою голову и требовал меня обратно на мостик. Через пару секунд я уже был наверху, стоя по стойке «смирно», но весь дрожа от шока и боли.

– Ты идиот, никогда не обращал на это внимания? Я сказал – свежего кофе, а не этой вонючей трюмной воды! Спустись вниз и принеси мне настоящий кофе, немедленно!

– Jawohl, Herr Oberleutnant! ²⁸

Я снова спустился вниз, на камбуз, где Тони, слышавший каждое слово, приготовил еще один кофейник свежего кофе. Готовя его, Тони предупредил меня не терять с Боде самообладания, поскольку всякое неуважение к офицеру строго наказывается – несмотря на то что оно спровоцировано.

Я поспешил на мостик, держа в одной руке чашку и хватаясь другой за перекладины трапа. К сожалению, когда я поднимался по второму трапу, немного кофе выплеснулось из чашки. Когда я доложился Боде, он снова взглянул на чашку и взорвался в гневе:

– Я приказал принести одну чашку… но полную чашку! Спустись вниз и принеси мне другую, но в этот раз полную до краев. Быстро!

Второй вахтенный стоял тут же, замерев от страха и не веря своим глазам. И снова я спустился на камбуз за порцией кофе.

Мой приятель Тони заговорщицки взглянул на меня и прошептал:

– Вот что тебе надо сделать, Ганс. Набери в рот кофе и взбирайся вверх по трапу. Когда доберешься до последних ступенек, выпусти этот кофе изо рта к нему в чашку. Увидишь, как ему понравится этот «свежий» кофе!

Последовав совету кока, я стал подниматься в третий раз. Снова, когда из чашки выплеснулась примерно ложка кофе, я наполнил ее до краев так, как мне посоветовал Тони. Как и предсказал кок, Боде остался доволен этой порцией и даже спросил меня, почему я не поступил так еще в первый раз.

Мне пришлось покинуть мостик как можно быстрее, чтобы не лопнуть от смеха. Я только задержался у камбуза и поблагодарил Тони за данный мне совет, а потом направился прямо к своей койке. Все эти игры со старпомом стоили мне часа драгоценного сна, но последним посмеялся все-таки я.

За весь октябрь мы так и не обнаружили вражеского судна, к которому смогли бы подойти для атаки. Нашими единственными соседями в пустынном океане были наши друзья дельфины, которые танцевали и прыгали рядом с нашей лодкой, словно маленькие дети, играющие рядом с материнской юбкой.

Однажды мы наткнулись на гигантский косяк летучих рыб. Сотни этих рыбешек постоянно выпрыгивали в воздух, пролетая расстояние в 50 и даже до 100 метров за раз. Затем, словно по единому сигналу, они все снова погружались в воду, исчезая в сине-зеленых волнах. Некоторые из наших самых суеверных матросов считали это хорошим предзнаменованием, указывающим на то, что у нас всегда будет время погрузиться под воду, чтобы избежать опасности.

Условия внутри лодки становились совершенно невыносимыми. Жара и не думала уменьшаться. Постоянные учения и тренировки, проводимые по приказу капитан-лейтенанта Чеха, опускали барометр матросского настроения ниже нуля. Полное отсутствие движения вражеских транспортных судов лишь усугубляло наше разочарование. Единственным развлечением среди этой рутины были вечерние визиты нашего радиста, который, будучи еще и корабельным медиком, ежевечерне появлялся в центральном посту со списком экипажа и большим увеличительным стеклом. Он вел охоту за маленькими паразитами, которых мы называли «летающими антилопами». Одного за другим он вызывал по списку наши имена, и мы должны были спускать наши шорты, чтобы он с помощью увеличительного стекла мог высмотреть у нас ниже пояса маленьких пассажиров, которые, возможно, перебрались на наши тела после общения с mademoiselle в Лорьяне. Несмотря на нечастые возможности купаться в океане, большинство из нас объявлялось чистыми и аккуратными. Тем матросам, которым не повезло, приходилось принимать лекарства, которыми их потчевал радист, и служить предметами подначек для всех остальных.