Катарина, павлин и иезуит - Драго Янчар Страница 26
Катарина, павлин и иезуит - Драго Янчар читать онлайн бесплатно
Они смотрели друг на друга: кто будет следующим? Потому что моста больше не было и вообще не предвиделось никакого спасения. Внизу была бездна, в лощине уже образовалось глубокое озеро, над ними был крутой склон. Кое-кто упал на колени и молился, другие кричали, что участь их – свалиться в бездну и отдаться на милость Божию, Михаэл проклинал стариков, пустившихся в такую дорогу, хотя он предупреждал их об опасности. В страшном гневе он бил и пинал ногами коленопреклоненных вокруг него людей, и они пятились, как стадо овец. Какая-то женщина запела песню о Деве Марии и перевозчике, Мария, Матерь Небесная, перенесет их через воду, как она сама перенеслась через то море, хотя вынуждена была утопить перевозчика, перевозившего лишь за серебришко и крейцеры, многие женщины стали подпевать, кто-то, беснуясь, орал, что все равно увидит Кельморайн, даже если черти спустят с горы еще десяток потоков. Когда есть воля и великая вера, спасение приходит само собой. Кто-то сказал, что выше на склоне есть старая тропа, что он вспомнил, как семь лет тому назад ходил этой дорогой с церковными братьями. И хотя никто ему не поверил, все стали карабкаться в гору – старые и молодые, хворые и здоровые – в едином неодолимом стремлении. Словно когтями, вцеплялись они в корни, зубами вгрызались в землю. С двух сторон от них шумела вода, а они с Божьей помощью лезли вверх, своими телами покрывая весь склон, превратившись во множество черных саламандр, крепко сцепленных с землей. Недалеко от вершины росли сосны, и те, что добирались туда, могли вздохнуть с облегчением. Немного было таких, кто, оказавшись в безопасном лесочке, протягивал руки, желая помочь тем, кто еще полз. Большинство быстро отступало от края и спешило к серому свету над гребнем горы. Небо было уже светлее, Илья-пророк перестал греметь, тучи тянулись куда-то за перевал, дождь теперь только моросил, но вода все еще мчалась по склонам. Они потеряли еще двоих. Сначала женщину, вырвавшую с корнем пучок травы, за который держалась. Без крика свалилась она вниз, и ее тяжелое тело, ударившись сначала о дорогу, миг спустя полетело дальше, в пропасть. Во время падения она сдвинула с места огромный камень, который покатился по склону и, описав большую дугу, ударил в лицо одного из последних ползущих на гору странников. Как раз в то мгновение, когда он поднял голову – посмотреть, что происходит; от прилетевшего камня вместо лица и головы осталась только кашеобразная красная масса, смешанная с грязью и снегом. У них сейчас не было времени спросить друг друга, кто эти двое, не было возможности и помолиться за их души. Каждый спешил наверх, призывая своего заступника.
На широком плоскогорье под скалистой вершиной, куда они выходили один за другим и целыми группами, стояла телега с высокими бортами, с впряженными в нее лошадьми, откуда уже издалека костылями и палками махали им их больные. Священник Янез Демшар и предводитель паломников Михаэл Кумердей переглянулись: как могла попасть сюда наверх эта телега? – Вот этот человек, – кричали больные, – вот этот нас спас. Закутанный в шкуры, с вожжами в руках, смеялся с довольным и таинственным видом отшельник Иероним, он знал горные дороги. – По опушке, – сказал он, – все время нужно идти и ехать по опушке.
С травянистого плоскогорья открывался вид на извилистую дорогу, которая вела на ту сторону горы, в просторный край без водяных потоков, без скал; тучи над головой уже не были сплошными, появлялись первые просветы, первые лучи Божьего сияния падали на дальние поля и дома. Так смотрел Моисей с горы в небо Земли обетованной. От гребня горы можно спуститься на дорогу и подойти к домам, где есть и деревянная церквушка, у которой можно будет пасть на колени и поблагодарить за дарованное спасение. Но спаслись не все, многие где-то потерялись, нигде не было видно Катарины Полянец, не хватало и многих других. Но они найдутся, на следующий день самые сильные мужчины пойдут назад, вода уже спадет, они одолжат телеги, поищут лошадей и мулов, а также тех странников, что от наводнения спасались между деревьев, в укрытиях за скалами или вернулись назад в грязный поселок. Теперь настало время и для молитвы за те три убогие души, что оставили свои грешные, испачканные грязью, окровавленные тела в этой долине и никогда не увидят Золотую раку, во всяком случае, ту, в Кельморайне.
Сложив молитвенно руки, священник Янез сказал: – Господи, в руки твои отдаем душу служителя твоего Болтежара, который желал как можно скорее прийти к Тебе, вручаем Тебе и души тех двух святых паломников, имен которых я не знаю, но Ты их знаешь, как знаешь поименно и каждого из нас. Отпусти им грехи их, прими их по милости Твоей, дай им покой, и пусть светит им вечный свет. Аминь. Все пробормотали следом за ним этот последний аминь. – Вручаем их души, – продолжал священник Янез, и все подхватили его слова, – Сыну Божьему Иисусу Христу, благословенной Деве Марии, святому Иоанну Крестителю, святым Петру и Павлу, святому Роху, нашему заступнику, и всем святым на небесах. In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti [18]. Аминь.
Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои проходили надо мною; [19]Катарина бредила, в лихорадочном жару ей привиделось огромное море, которое бьется о ее тело, бурная река, мчащаяся прямо на нее, она бредила дни и ночи, конечно, не зная, сколько их было, и четко не чувствуя, когда был день, а когда – ночь, она лежала в приюте для странников, который содержали монахини ордена кармелиток; ей виделось гигантское наводнение, и она произносила слова псалмов, которые давно забыла, но сейчас они звучали в ее устах: катишь, Господи, на меня свои волны, Ты одеваешься светом, как ризою; простираешь небеса, как шатер; строишь над водами горние чертоги Твои, делаешь облака Твоею колесницею, шествуешь на крыльях ветра. [20]Когда Катарина посещала школу при монастыре святой Урсулы, ей больше всего нравилось чтение псалмов, и сама она должна была громко их читать: Хвали, душа моя, Господа; [21]Господи Боже мой, Ты дивно велик, Ты облечен славою и величием. [22]О Боже, – говорила она, – онемело сердце мое; стоявшая у постели монахиня покрывала ее одеялом и осеняла крестом, если бы она понимала, что говорит Катарина на своем славянском, венгерском или каком-то там еще языке, то перекрестилась бы и сама, уразумев смысл ее слов, она знала бы, что сердце больной не онемело; кто, – говорила Катарина в лихорадочном бреду, – кто был так неразумен, чтобы губы свои приблизить к пылающим углям, к горящему полену из костра, а я хочу их приблизить, поцелуй – это уже сам огонь, теплая змея вползает в меня, и никакие наводнения не могут погасить любви, никакие реки – ее залить.
И что тут такого, если она обвила руками шею своего спасителя и хотела только одного – прижаться губами к губам человека, который вытащил ее из воды, а раньше стоял у костра, и губы его пылали, как пылали и ее губы, словно выхваченное из того костра полено – огненная дуга, прочерченная поленом, которым размахивал проповедник: кто хотел бы приблизить губы свои к огню? Она, она хотела. От усталости, от перехода по грязи через долину, от воды, которая вдруг оказалась ей по колено и поднималась все выше, она больше ничего не воспринимала, мелькнула лишь мысль, что эта вода, по крайней мере, смоет грязь, которая была на коже и на одежде, усталость тянула ее назад, и она соскальзывала обратно в долину, где уже возникло озеро. Она увидела на островке между мчащейся водой собаку, услышала ее лай, зовущий на помощь, – нет, ей не выжить, а сама она увидит ли еще когда Арона в Добраве? Потом Катарина почувствовала, будто ее что-то легонько подтолкнуло – ее нужно столкнуть в воду, услышала она голос прошлой ночи, – но ведь она не умеет плавать, – ей показалось, будто кто-то подтолкнул ее ласковой рукой монахини из монастыря святой Урсулы, читавшей псалмы, и то, что она слышала, говорилось мягким голосом той доброй монахини: ведь она не умеет плавать; да я и вправду не умею плавать, – сказала Катарина, – я утону. А кто из жителей Добравы умел плавать, кругом там луга и леса, нигде поблизости нет глубокой реки; и вот вода мне уже по шею, поток окружает меня со всех сторон, трава обовьет мне голову. Она чувствовала, что тонет, и та мягкая тина из псалмов обвивает ей голову, это конец, милая моя мамочка на небесах, это конец, а я еще такая молодая, я сейчас утону; и отчаянный собачий лай, который она еще слышит, тоже скроется под водой. Конечно, она не утонет, в этом все дело, так уж задумано, сильные руки хватают ее за рубашку, которая тут же рвется, выглядывают округлые белые груди, нет времени для стыдливости, руки выносят ее из воды, обхватывают вокруг талии, сильные руки человека, которого она видела у костра паломников, с которым у колодца пила вино, его темное лицо и беспокойные глаза, сильные руки Симона Ловренца вытаскивают ее на твердую землю, несут куда-то далеко, в ту сторону, где они уже были, он поскальзывается в текущей еще воде, она обвивает ему шею руками, так ему будет легче, обнимает легко, в груди – боль и тепло от сильной усталости, а перед глазами – его губы, она поцелует их в благодарность за спасение, поцелует, потому что они огненные, потому что красные, о Боже, сердце мое онемело, о Боже, ты знаешь мою неразумность, моя вина от тебя не скрыта, я соскользну в грех не освященной церковью любви, как скользит в меня эта змея. Потом она лежит на постели, ей кажется, что она слышит под окном собачий скулеж, монахиня наклоняется к ней и дает пить что-то горячее – суп или чай, Катарина этого не различает, губы горят, не чувствуют никакого вкуса; где он? – спрашивает, – где мой спаситель? – Монахиня отрицательно качает головой, это не монахиня из школы, какая-то другая женщина, она не понимает, Катарина спрашивает по-немецки, – у ворот приюта, – говорит монашка, – мужчинам сюда входить нельзя. Главное, что он тут, – подумала Катарина, – главное, что поблизости, она вспоминает еще один псалом из школьных времен: Воспламенилось сердце мое во мне, в мыслях моих возгорелся огонь. [23]
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments