Онассис. Проклятие богини - Сергей Марков Страница 25

И благодаря многочисленным мелким и средним слияниям в руках Рокфеллера оказалось 95 процентов нефтедобычи Америки. Став монополистом, он поступил по правилу «монополисту легче поднять цены, чем увеличить продажи». «Стандард ойл» стала в это время крупнейшей компанией в мире. Правда, ненадолго. Уже через десять лет вышел закон против монополий. Рокфеллер отреагировал на него, разбив «Стандард ойл» на 34 мелкие компании (во всех у него будет контрольный пакет акций). Благодаря этому закону Джон Рокфеллер стал ещё богаче, чем прежде. Кстати, отметим, что почти все сегодня существующие крупные нефтяные компании пошли именно от «Стандард ойл».

С возрастом разум не изменил Рокфеллеру. Он железной рукой правил своей империей: одна только «Стандард ойл» приносила три миллиона долларов ежегодно (сегодня они равнялись бы чуть ли не 100 миллионам). Он владел шестнадцатью железнодорожными и шестью сталелитейными компаниями, девятью фирмами, торгующими недвижимостью, шестью пароходствами, девятью банками и тремя апельсиновыми рощами…

Имя Рокфеллера стало символом богатства, оно стало именем нарицательным.

…Джон Рокфеллер считал живопись «полным развратом», и ни на одной из его вилл до сих пор нет ни одного (!) живописного произведения. Эту активную нелюбовь, граничащую чуть ли не с ненавистью, он умудрился привить и детям.

Он очень мало ел, считая аппетит наказанием Господа. «Что это такое: ешь, ешь, и ещё хочется», — жаловался он своему другу Генри Форду. На еде он не экономил, конечно, но и затраты на неё считал бессмыслицей.

Вообще, это был крайне негативно настроенный к миру человек, стопроцентный мизантроп, если таковые существуют. Для каждого общепринятого понятия или события у него находился свой «лестный эпитет».

Он люто ненавидел буквально всё, чем жили его современники: театр, музыку, светское общество, любовь, литературу… При этом, как ни странно, оказался плодовит, и его семейство было очень дружным!

Он никогда не пил и не выкурил ни одной сигареты в жизни. Был поразительно равнодушен к земным благам, а бизнес его интересовал исключительно как процесс. Детей своих держал в строгости, в чёрном теле: они донашивали друг за другом одежду (которую берегли), катались по очереди на одном велосипеде… Впрочем, в этом был и положительный воспитательный момент: они научились добиваться всего своим умом, не рассчитывая ни на кого в этой жестокой жизни.

Первый баррель нефти (а они, «учителя Онассиса», все без исключения рано или поздно пришли к нефти!) был продан как «отличное средство от вшей». Оно и верно: вшей по сей день травят керосином и его производными (это было и остаётся наиболее эффективным средством, что бы нам ни пытались внушить маркетологи).

До умопомрачения обожал каштаны, всюду носил их с собой: кушал от всех болезней, но в основном от ревматизма, и так привык к ним, что обходиться без них уже не мог, места себе не находил, когда в карманах было пусто.

Первое своё предприятие Джон Рокфеллер начал на заёмные деньги отца, исправно взимавшего проценты даже за день-два просрочки возврата долга (все они чем-то похожи, не правда ли?). Но при этом и отец, и сам Джон были не совсем чисты на руку. Например, отец повышал цены на свои товары, изображая обездоленного глухонемого калеку, и это, как правило, срабатывало. Впоследствии и Джон использовал уловки и хитрости.

Когда ему исполнилось 96 лет, страховая компания выдала ему чек на пять миллионов долларов, ибо он своим долгожительством значительно улучшил статистику, невыгодную страховщикам. Скорее всего, это была стоимость билета в рай, шутил Джон наедине с другом Генри Фордом.

Пожертвования Рокфеллера превысили полмиллиарда долларов. Из них более 80 миллионов получил Чикагский университет, не менее 100 миллионов — баптистская церковь. Также Джон Рокфеллер создал и до своей кончины полностью финансировал Нью-Йоркский институт медицинских исследований, Совет по всеобщему образованию, Фонд Рокфеллера и т. д. и т. п. (всего не менее пятидесяти организаций).

9

Аристотель Сократес Онассис неуклонно двигался к своей цели — большим деньгам, Мария Каллас — к своей, мировой славе, а по сути они двигались навстречу друг другу.

Мария начала слушать записи классических произведений в возрасте трёх лет.

Евангелия, мать Марии, годы спустя написала, как её четырёхлетняя дочь всех потрясла, подобравшись к пианоле, — механическому пианино, игравшему на перфоленте и приводившемуся в действие с помощью педалей, — и, нажимая на педали ручонками, ибо не могла достать до них ножками, вдруг сыграла, притом чисто и уверенно, «Ла Палому» — «Голубку».

В шестилетнем возрасте на одной из улиц Манхэттена Мария попала под машину, и её протащило целый квартал. Она находилась в коме в течение двенадцати дней. Никто не ожидал, что она выживет. Греческие родственники, друзья и знакомые приходили проститься и выразить соболезнования родителям. И, когда Мария однажды утром вдруг открыла глаза и, жмурясь на солнце, едва слышно, слабеньким голоском затянула по-итальянски «О, соле мио», восприняли это как настоящее чудо, как знак судьбы. Она пролежала в больнице около месяца.

«Я нашла итальянского преподавателя для своих крошек, синьорину Сандрину, — вспоминала Евангелия. — Мария не брала уроков пения, но самостоятельно выучила „Ла Палому“, а в десять лет уже исполняла арии „Кармен“… Наконец произошло событие, которое я не забуду никогда. День выдался жарким, и окна были распахнуты настежь… Мария пела свою любимую „Ла Палому“ и аккомпанировала себе на пианино, в то время как лёгкий ветерок раскачивал кружевные занавески… Выглянув в окно, я увидела, что улица полна народу. У нашего дома собралась целая толпа. Люди стояли и слушали, как поёт моя крошка Мария. Затем раздались аплодисменты; люди не расходились, пока Мария пела…»

По воскресеньям девочка пела псалмы в церковном хоре греческой православной церкви Святого Спиридона. Еженедельно ходила в библиотеку, но часто предпочитала книгам классическую музыку. В детстве она хотела быть дантистом, однако посвятила себя музыке и пению. Пластинки с классическими записями стали её игрушками. В девять лет она была звездой концертов в общественной школе. Бывший школьный товарищ рассказывал: «Мы все были очарованы её голосом». В десятилетнем возрасте Мария была способна услышать малейшие ошибки и неточности в исполнении арий, передаваемых по радио. В 11 лет она слушала Лили Пане в нью-йоркской Метрополитен-опера и пообещала, а может быть, поклялась: «Когда-нибудь я сама стану звездой, большей звездой, чем она». Мать записала её для участия в радиопередаче «Большие звуки любительского часа», когда ей было тринадцать, и кроме того, Мария ездила в Чикаго, где заняла второе место в детском телевизионном шоу.

На семейном совете, если можно так сказать, мать решила, что Марии лучше продолжать вокальное образование дома, в Афинах. Великая депрессия затронула и их семью. За восемь лет из-за хронического упадка в делах они переезжали с места на место девять раз, и в конце концов отец Марии, Георгиос, был вынужден продать свою аптеку. (По признанию Евангелии, окончательно разругавшейся с Георгиосом, муж был так счастлив избавиться от них, что не поскупился оплатить им дорогу и пообещал ежемесячно высылать в Грецию 125 долларов и конечно же обещания своего не сдержал: однажды она получила от него 7 долларов, в другой раз — 17, и на этом вспомоществование закончилось.)