Михаил Федорович - Вячеслав Козляков Страница 25

Стойкое нежелание новгородцев отделяться от Московского государства вынудило шведов попытаться решить дело дипломатическим путем и организовать обмен посольствами с обеих сторон. С этой целью из Новгорода были отправлены в Москву представители от жителей города и уезда. По поручению новгородского митрополита Исидора посольство в январе 1615 года возглавил архимандрит Хутынского монастыря Киприан; в состав посольства вошли новгородские дворяне Яков Бобарыкин и Матвей Муравьев. С приездом в Москву новгородского посольства наступил «момент истины» для обеих сторон. Если до этого времени у царя Михаила Федоровича и Боярской думы могли быть какие-то подозрения в «шатости» и измене новгородцев, то теперь они удостоверились в твердом желании жителей Новгорода возвратиться в состав Московского государства. По приезде в Москву представителей Новгорода приняли сначала бояре «на Казенном дворе»; когда же оказалось, что приехавшие отнюдь не держатся шведской стороны, а напротив, просят царя Михаила Федоровича простить им их «невольные» вины и вступиться за Новгородское государство, царь принял их уже сам и «на милость положи и повеле им быти и даде им свои царския очи у Рожества на сенех видети». Как видим, встреча состоялась в одной из церквей внутри царского дворца, и у шведов не было соблазна трактовать прием государем новгородского посольства в свою пользу. Новгородским представителям было выдано две грамоты. Первая, адресованная «митрополиту и ко всему Новгородцкому государству», касалась сути посольства, а вторая, тайная, должна была убедить новгородцев, что в случае возвращения их в Московское государство преследовать никого не будут («государь их пожаловал и вины им все отдал»). Более того, по прошению архимандрита Киприана, прощение и «опасные грамоты» получили и те новгородцы, «кои воровали и посягали на православных крестьян». Распространявшиеся в списке царские грамоты, адресованные одним новгородцам, конечно, не стали тайной для шведской администрации, хотя впоследствии в Москве были уверены в предательстве думного дьяка Петра Третьякова, сообщившего обо всем «немцам».

Обнадеженные царем Михаилом Федоровичем новгородцы в июне 1615 года отказались от присяги не только шведскому королю, но и Карлу-Филиппу. Вести войну на два фронта — с Речью Посполитой и Московским государством — шведам было невыгодно. А потому для продолжения войны с Сигизмундом III, оспаривавшим шведский трон у самого Густава-Адольфа, был взят курс на заключение мира с Московским государством. Но для шведов этот мир должен был быть заключен с позиции силы, на наиболее выгодных для них условиях. Поэтому, с одной стороны, король Густав-Адольф отпустил послов для переговоров и согласился на посредничество в них представителя английского короля Якова I, купца и дипломата Джона Мерика (Ивана Фабиновича Ульянова в русских источниках). С другой стороны, Густав-Адольф демонстрировал воинственность и жестокость. По его приказу были арестованы и едва не лишились жизни участники посольства от Новгорода в Москву, на город была наложена тяжелая контрибуция. Понимая, что удержать за собой Новгород не удастся, шведы стали откровенно грабить его жителей и переселять тех, кто подчинялся их власти, в свои земли. Пока велись переговоры, в Новгороде шли «правежи великие: кто не претерпя правежа, крест поцелует королю, на тех ничего не правят, а ссылают с женами и детьми в Ивангород». Якоб Делагарди получил от короля карт-бланш на полное разорение города, отказавшегося от подданства шведской короне.

Но самым важным «аргументом» в переговорах должен был стать захват шведами Пскова. Король сам возглавил семитысячное войско и 30 июля 1615 года оказался у стен Пскова. Густав-Адольф был молод — ему исполнился 21 год — и действовал быстро и уверенно. Пожалуй, даже самоуверенно, за что тут же и поплатился. Не успел шведский король оценить развернувшуюся перед ним картину псковских укреплений, как на его глазах выстрелом с городских стен был убит один из главных полководцев Эверт Горн. Эта смерть стала дурным предзнаменованием для шведского войска и повлияла на ход всей кампании. Стало ясно, что врасплох псковичей захватить не удастся. Тем не менее король приступил к осаде. Для его ставки выбрали безопасный лагерь в Снетогорском монастыре. Все поля в округе были захвачены, на них сжали хлеб, чтобы сделать запасы для шведского войска и не допустить подвоза продовольствия осажденным. В течение трех недель шведы заняли все дороги вокруг Пскова, а сам город окружили фортами, шанцами и плавучими мостами. В версте от северной стены города построили «город дерновой», откуда король Густав-Адольф должен был руководить осадой. В это время подошли подкрепления и артиллерия. Псковичи, хотя и не были бесстрастными наблюдателями происходившего, но существенного урона своими военными вылазками из-за городских стен противнику нанести не могли. Шведы определили один участок стены, рядом с Варлаамовской башней, и в течение трех дней, 15–17 сентября, целенаправленно бомбили его, чтобы нанести урон осажденным в этой части города, а потом через сделанный пролом начать штурм крепости. Выручили только мужество и смекалка псковичей, успевавших ночами возводить на месте пролома временные укрепления из дерева и земли. Взять их было так же трудно, как и влезать на каменную стену, а ядра, пущенные артиллерией, пролетали сквозь такую временную стену, не разрушая ее, а лишь оставляя небольшие бреши, которые тут же быстро заделывались сидевшими в осаде псковичами. Устоять перед соблазном быстрого успеха при общем штурме земляной стены король Густав-Адольф не мог, тем более что шведы придумали связывать ядра цепью, чтобы увеличить их разрушительную силу. Но и псковичи успели укрепить заделанную стену дополнительным острогом. 8 октября 1615 года король Густав-Адольф руководил генеральным штурмом Псковской крепости. Посланный им десант сумел захватить часть стены: «взыдоша на стену града и башню угольную». Но в то время, когда шведское войско стало переправляться на плотах к этому месту, осажденным удалось подложить порох и взорвать башню вместе с теми, кто ее удерживал. Псковская «Повесть о прихождении свейского краля с немцами под град Псков» описала урон, нанесенный шведам этим взрывом: «И в реку их вметаху; инии же на плотах в реке потоплены быша». Развивая свой успех, псковичи даже попытались организовать ответную вылазку и захватить шведский наряд. Королю пришлось остановить штурм, а вскоре, 17 октября, он бесславно оставил Псков: «пошел с великим стыдом, многих у него людей побили, а иные с нужи померли и побрели врозь» ^[100]. Дальше начинались холода, а с русской зимой не умела справиться ни одна армия в мире.

Успешная псковская оборона дала некоторое преимущество русским послам, князю Даниилу Ивановичу Мезецкому и Алексею Ивановичу Зюзину, вступившим в сентябре 1615 года в переписку с шведскими уполномоченными (в их состав входил и Якоб Делагарди, отправленный для этого королем Густавом-Адольфом из-под Пскова в Новгород). 4 января 1616 года начались съезды послов в сельце Дедерине, при посредничестве английских и голландских дипломатов. Представители Шведского королевства и Московского государства много спорили о титулах короля Густава-Адольфа и царя Михаила Федоровича, вспоминали время, когда шведские наемные войска служили царю Василию Шуйскому, едва не разругались из-за поднятого Якобом Делагарди вопроса о присяге королевичу Карлу-Филиппу. Таков был «зачин». На следующий день представители царя Михаила Федоровича пытались начать обсуждение вопросов по существу: о судьбе Новгорода и его пригородов, удерживавшихся шведами. Но шведская сторона настаивала на продолжении обсуждения вопроса о королевиче Карле-Филиппе, поэтому разошлись, чтобы обсудить дело с посредниками. Голландские дипломаты не очень радели о русских делах и предложили «компромисс»: шведы перестанут говорить о королевиче Карле-Филиппе, а русские уступят им Новгород с пригородами. Посол князь Д. И. Мезецкий на это отвечал с «пенями и вычетом»: действуя в соответствии с наказом, он не мог допустить отторжения Новгорода.