Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи - Михаил Погодин Страница 25

Суворов, вышедший из среды людей обыкновенных, один смел взять его по доброй своей воле, прочие же, кажется, не могли от него отделаться. Он находился при нем в Италии. При графе Буксгевдене и потом при бароне Беннигсене был в Пруссии. Перенесся в Финляндию ко всем переменившимся главнокомандующим, и теперь не избег от него генерал Барклай де Толли! За что же, по крайней мере, терпят его в должности дежурного генерала? Свидетельствуюсь им самим, что он исправлять оной не в состоянии. Я прошу переменить его, но генерал Барклай де Толли уверяет, что трудно найти способнейшего! Сколько ни старался я уговорить Кикина, по он не соглашался избавить меня от Ставракова.

В три дня армия прибыла к Полоцку. Неприятель против корпуса графа Витгенштейна показал небольшую часть легких войск, занял отрядом местечко Друю и малозначащими силами приблизился к Динабургу ^[39]. Граф Витгенштейн донес главнокомандующему, что он намерен усилить отряд против Друи, на правом берегу Двины расположенный, и удерживать Динабург. Генерал-майор Добре (начальник корпусного штаба) уведомил меня, что подкрепление сие должно состоять из десяти батальонов пехоты с соразмерным числом артиллерии и конницы, которой и без того было весьма недостаточно. Я возразил против сего раздробления сил, и главнокомандующий согласился со мною. Пречудное намерение, зная движение неприятеля на левый фланг и не имея возможности маневрировать вперед, защищать Динабург, и отдаленный, и к обороне неспособный.

Из Полоцка государь отправился в Москву ^[40].

В Полоцк хотел я заковать в железа комиссионера 7-го класса, Ю…кого, который отправлялся с деньгами в уплату за провиант, купленный у евреев в местечке Бешенковичах, который оставлен был на том берегу, где идет неприятель и откуда никто не помышлял перевесть его на нашу сторону, хотя в армии, чувствуем, уже был недостаток.

В Полоцке по отъезде государя, случилось мне обедать с оставшимся его штатом. Какую приметил я разность в тоне, какую перемену в обращении! Государь увез с собою все величие и оставил каждого при собственных средствах.

Армия прибыла к переправе при Будилове.

Корпус маршала Даву между тем… овладел Могилевом.

Атаман генерал Платов наказал польскую кавалерию 27 июня при местечке Мире и 14 июля при местечке Романов, дерзнувшую сразиться.

Судьба сохранила нам врожденную поверхность над поляками: казакам первым предоставила честь возобновить в сердцах их сие чувство. Со времени уничтожения Польши, с 1794 года, изгладившего имя ее с лица земли, по 1807 год, примечательный заключенным с Францией миром в Тильзите, не существовало поляков. Мир сей произвел на свет герцогство Варшавское, вместе с надеждою распространить его на счет несогласия соседственных ему держав. Наполеон исчислил меру страха, коим господствовал он над сердцами царствующих его современников, понесенные каждым из них в войнах потери, блистательные и постоянные оружия его успехи, страх тот более и более распространившие, и дал надежду на возрождение Польши. Воспламенились умы, и в короткое время все усилия были употреблены надежде сей дать вид правдоподобия!

В 1809 году Варшава уже союзница наша против австрийцев, и мы в пользу ее, вопреки пользе нашей, исторгаем у них знатную часть Галиции. Уже в нынешней войне она против нас в общем союзе Европы. Мы умножили ее силы и вооружили против себя. Австрийцы между прочими ее союзники. Для пользы ее попеременно вонзаем мы меч в сердце один другого, и судьба к ослеплению нашему прибавляет сетование, что недовольно глубоки раны! Неужели не исполнится мера наказания Бога-мстителя? ^[41]

В Будилове предложил я главнокомандующему перейти на левый берег Двины, и расчет сей основывал я на том, что неприятель проходил труднейшею по тому берегу дорогою, что только кавалерия его была у Полоцка, но главные силы и вся тяжелая артиллерия были далеко назади и не менее трех маршей было между нами и неприятелем.

Перейдя в Будилове, должно было поспешно следовать на Орту и Давуста, имеющего в предмете армию князя Багратиона, на которую должны были быть обращены и внимание его и силы, около Могилева расположенные, заставить развлечь оные, способствовать тем князю Багратиону идти беспрепятственно в соединение с 1-ю армией, а самой ей, истребив части войск, занимающие Орту и Дубровну, и перейдя немедленно на левый берег Днепра, закрыть Смоленск, куда все тягости и обозы армии должны были идти из Витебска прямою дорогой, дабы не делать препятствия армии в быстром ее движении. Все сие можно было успеть сделать, ни малейшим, по отдалению неприятеля, не подвергаясь опасностям.

Главнокомандующий, вняв предложению моему, на оное согласился, уже приказано мне было возвратить к переправе прошедшие два кавалерийских корпуса. Полковник Манфреди отправлен был с двумя понтонными ротами для устроения переправы. Все было готово, и пришедшим нам успех предлежал верный! Через полчаса после отданных приказаний главнокомандующий переменил намерение. Я примечал, кто мог отклонить его, и, кроме флигель-адъютанта Вольцогена, никого не подозреваю. Сей тяжелый немецкий педант пользовался большим его уважением. Я, видя, что теряются выгоды, которые не всегда даруют счастье и за упущение которых часто платится весьма дорого, зная, что по недостатку опытности не мог я иметь права на полную ко мне главнокомандующего доверенность, склонил я некоторых из корпусных командиров сделать о том ему представление с их стороны, но все было безуспешно, главнокомандующий остался непреклонен, и армия продолжала путь к Витебску.

Давыдов в письме к Вальтеру Скотту так говорит об этом событии:

«Ермолов предложил Барклаю, переправившись чрез Двину у Будиловой переправы на левый берег реки, который выше и ровнее правого, следовать чрез Сенно, Оршу на Смоленск, куда мы могли прибыть по крайней мере двумя сутками ранее; мы могли встретить у Сенно головные французские войска и, легко разбив их (что немало возвысило бы нравственный дух войск), двинуться далее. Барклай согласился; уже были наведены понтоны, но вдруг он по неизвестным причинам отменил переправу. Ермолов упомянул об этом в письме своем к государю от 16 июля.

Кстати привести здесь два письма князя Багратиона к Ермолову, коими поясняются тогдашние отношения.

I

«На марше, 3 июля.

Я вам скажу, любезный мой тёска, что я бы давно с вами соединился, если б оставили меня в покое. Вам неизвестно, какие я имел предписания от М***.