Роль морских сил в мировой истории - Альфред Мэхэн Страница 25

Познакомимся с мнением третьего высокопоставленного французского офицера (с блестящими литературными дарованиями) относительно бездействия Вильнева, адмирала, который командовал французским арьергардом в Абукирском сражении и не трогался с якоря, пока уничтожали авангард французской эскадры: «Должен был наступить день (Трафальгар), когда Вильнев, в свою очередь, так же как де Грасс до него и как Дюшайла, пожаловался бы на то, что его бросила на произвол судьбы часть флота. Впору заподозрить тайную причину этого фатального совпадения.

Противоестественно, чтобы среди такого количества почтенных людей столь часто попадались адмиралы и капитаны, навлекающие на себя такой позор. Если имена некоторых из них до сих пор сохраняют прискорбную связь с памятью о наших поражениях, можно говорить с уверенностью, что это не только их вина. Нам следует скорее винить существо операций, в которых они участвовали, и тот метод оборонительной войны, который предписывали французские власти. Метод, который Питт в английском парламенте назвал провозвестником несомненного краха. Этот метод, когда мы решили от него отказаться, уже прочно укоренился в наших привычках. Он, так сказать, ослабил нашу боеспособность и парализовал нашу уверенность в своих силах. Слишком часто наши эскадры покидали порт с особым заданием, с намерением избегать противника, встреча с ним сразу оборачивалась большой бедой. Таким вот образом наши корабли отправлялись воевать. Они подчинялись необходимости вместо того, чтобы навязывать бой… Удача долго выбирала между двумя флотами и не повернулась бы в конце концов решительно против нашего флота, если бы Брюэс, перехватив Нельсона, вступил с ним в бой. Война в скованной и робкой манере, которую вели Вилларе и Мартен, продолжалась долго лишь благодаря осторожности некоторых английских адмиралов и традициям старой тактики. Именно в духе этих традиций завершилось Абукирское сражение. Настал час решительных действий» [13].

Через несколько лет состоялось Трафальгарское сражение, и снова правительство Франции приняло новую политику в отношении флота. Автор, процитированный выше, продолжает: «Императора, обозревавшего орлиным взором планы военных кампаний, как своего флота, так и армии, эти неожиданные неудачи раздражали. Он перестал уделять внимание одному полю битвы, в успехи на котором не верил, и решил оказывать давление на Англию повсюду, а не только на морском театре войны. Он предпринял реорганизацию своего флота, но без того, чтобы предоставить ему какую-либо существенную роль в противоборстве, которое становилось еще более яростным, чем прежде… Тем не менее работа наших верфей, вместо того чтобы сократиться, удвоилась. Каждый год либо закладывались на верфях, либо прибавлялись к действующему флоту линейные корабли. Венеция и Генуя под властью императора вновь пережили свое прошлое великолепие, от берегов Эльбы до изголовья Адриатики все порты континента наперебой способствовали реализации творческих замыслов императора. Многочисленные эскадры сосредоточились в Шельде, на рейде Бреста и в Тулоне… Но в конце концов император отказался предоставить флоту, полному энтузиазма и уверенному в своих силах, помериться силами с противником… Удрученный постоянными неудачами, он держал в боевой готовности наши военные корабли только для того, чтобы заставить противника продолжать блокаду, колоссальные расходы на которую должны были в конечном счете истощить его финансы».

Когда империя пала, у Франции имелось 103 линейных корабля и 55 фрегатов.

Если обратиться теперь от конкретных уроков исторического прошлого к общему вопросу влияния властей на морскую ориентацию населения, то очевидно, что это влияние может действовать на двух отличающихся, но тесно связанных направлениях.

Во-первых, в мирное время: власти могут способствовать своей политикой естественному росту усердия и склонности людей к приключениям и поискам выгоды в морских предприятиях. Они могут постараться это сделать даже тогда, когда такое усердие и склонности отсутствуют вовсе. С другой стороны, власти могут ошибочными действиями сковать инициативу, которую проявляют люди, предоставленные самим себе. В любом из этих случаев влияние властей будет ощущаться, укрепляя или вредя развитию морской мощи страны в сфере мирной торговли, на которой, не будет преувеличением сказать, исключительно и полностью покоится сильный военный флот.

Во-вторых, в военное время: наиболее разумную форму влияние властей на содержание военного флота примет в том случае, если его численность будет соразмерна росту численности торгового флота и значению связанных с ним учреждений. Более важным, чем численность боевых кораблей, является вопрос об учреждениях, способствующих здоровому моральному состоянию, деятельности, а также обеспечению быстрого развития флота во время войны посредством создания адекватного резерва людей и кораблей – посредством планирования того общего резерва, на который указывалось ранее при рассмотрении национального характера и занятий людей. Несомненно, в этом же русле военных приготовлений должно находиться содержание удобных военно-морских баз в самых отдаленных районах мира, куда военные корабли должны сопровождать торговые суда. Оборону таких баз следует поставить в зависимость – либо от прямой вооруженной силы, как в случаях с Гибралтаром и Мальтой, либо от дружественного населения, такого, каким были жители американских колоний для Англии и каким, можно предположить, остаются сейчас австралийские колонисты. Такое дружественное окружение и поддержка, в сочетании с разумным военным обеспечением, являются наилучшей защитой. Когда к этому добавляется явное преобладание на море, такое окружение и поддержка делают широко рассредоточенную империю, подобную Британской империи, безопасной. Хотя и верно то, что неожиданное нападение может вызвать неприятности в каком-нибудь одном районе империи, действительное превосходство в морской силе не даст такой неприятности стать всеобщей и непоправимой. История доказывала это не раз. Английские военные базы расположены во всех частях света. Британский флот защищает их все разом, обеспечивает свободные коммуникации между ними и пользуется ими в качестве укрытий.

Колонии, связанные с метрополией, являются, следовательно, надежными средствами зарубежной поддержки морской мощи страны. В мирное время власти должны всеми способами поощрять взаимную привязанность и общие интересы метрополии и колоний. Это сделает благосостояние одной стороны благосостоянием всех, а беду одной стороны общим несчастьем. Во время же войны или, скорее, ради войны властям следует стимулировать такие организационные и оборонительные меры, которые будут восприниматься всеми сторонами как справедливое распределение бремени в интересах каждой из сторон.

Таких колоний Соединенные Штаты не имеют и вряд ли будут иметь. Отношение американцев к чисто военным базам довольно четко выразил столетие назад один историк британского флота, когда высказывался о Гибралтаре и Маоне. «Военные власти, – отмечал он, – так мало считаются с интересами торговцев и сами по себе столь чужды творческим способностям британцев, что я не удивляюсь, когда здравомыслящие люди всех политических убеждений склоняются к тому, чтобы избавиться от этих морских крепостей так же, как страна уже избавилась от Танжера». Не располагая, следовательно, зарубежными опорными пунктами, боевые корабли США уподобятся во время войны птицам, неспособным летать далеко от своих берегов. Для обеспечения кораблям портов захода, где они смогут загрузить уголь или пройти ремонт, власти должны поставить себе главной задачей развитие морской мощи. (Как мы видим, ситуация за сто с лишним лет после выхода в свет этой книги изменилась радикально. Теперь американские базы образуют сеть, контролирующую акваторию почти всего Мирового океана (где нет баз, шныряют атомные подводные лодки – даже подо льдом в российском секторе Арктики). – Ред.)