Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1916 год. Сверхнапряжение - Олег Айрапетов Страница 25

Превосходство германской стороны в авиации приводило к тому, что немцы быстро устраняли допущенные вначале ошибки. Определяя участок, на котором налицо была наибольшая концентрация русских сил, они собирали собственные для контрудара. Узкие участки прорыва делали наступавшие глубокие порядки русской пехоты идеальной целью для вражеской артиллерии. Первая линия обороны использовалась лишь для того, чтобы максимально ослабить наступавшие войска. При необходимости ее оставляли, но только в случаях, когда оборонявшимся войскам угрожало окружение. Удержаться на этих полуразрушенных позициях было весьма сложно. Окапываться заново также было практически невозможно из-за погодных условий71. Использование тяжелой артиллерии иногда приводило к неожиданным результатам. «Некоторые части пехоты, – вспоминал генерал-майор Е. З. Барсуков, – иногда даже упрекали свою артиллерию за то, что она подвергала неприятельские укрепления излишнему разрушению, вследствие чего нельзя было в них закрепиться»72.

Подтянуть связь и обеспечить питание и снабжение войск на захваченных позициях через «лунный пейзаж», который образовывался после интенсивного артиллерийского обстрела, было практически невозможно. Слабость связи объясняла и несогласованность действий пехоты и артиллерии. Уже в первый день наступления были случаи, когда русская пехота попадала под огонь собственных орудий. По причине поднявшегося в результате оттепели тумана авиация не могла помочь скорректировать огонь. Но даже при хорошей погоде русские самолеты не могли обеспечить корректировку, далеко не на всех машинах стояли радиопередатчики. В группе генерала Балуева, например, где наступающий 36-й армейский корпус попал под собственный огонь, был только один такой самолет73. Все это обеспечивало благоприятные условия для немецкого контрнаступления. Группы прорыва, вовремя не подкрепленные резервами, несли потери и откатывались на исходные позиции74.

«Земля размякла, – вспоминал Людендорф, – в болотистых местах вода образовала пруды, а дороги стали совершенно бездонными. Подкрепления, спешно подвозимые штабом 10-й армии (германской. – А. О.) и нами, шлепали в болоте, с трудом продвигаясь вперед от железной дороги Вильна – Двинск. Всеми овладело напряженное беспокойство о дальнейшем. Но русские, которым приходилось продвигаться по еще менее благоприятной местности, чем та, которая находилась позади наших позиций, сами выдохлись»75.

15 (28) марта 1916 г. Николай II отдал приказ о приостановке наступления. В письме жене он довольно точно описал причины этого распоряжения: «Случилось то, чего я боялся. Настала такая сильная оттепель, что позиции, занимаемые нашими войсками, где мы продвинулись вперед, затоплены по колено, так что в окопах нельзя ни сидеть, ни лежать, Дороги быстро портятся, артиллерия и обоз едва передвигаются. Даже самые геройские войска не могут сражаться при таких условиях, когда даже невозможно окопаться. Поэтому-то наше наступление было приостановлено, и нужно выработать другой план»76. Быстро выполнить эту задачу оказалось не по силам.

Безуспешные атаки 25, 27 марта на «Нос Фердинанда», сопровождавшиеся большими потерями, продолжились и 31 марта. К 26 марта немецкое командование преодолело предкризисное положение на фронте. «К концу марта русские атаки уже истощились, – вспоминал Людендорф. – Как тогда говорили без преувеличения, они утонули в “болоте и крови”. Потери русских были чрезвычайны. Тонкие линии наших храбрых войск, еще хорошо обученных и имевших обильное количество офицеров, господствовали над массовой тактикой плохо обученной русской армии»77. «Атаки продолжались с исключительным упорством до начала апреля, – вторил ему Фалькенгайн, – но их можно скорее назвать кровавыми жертвами, чем атаками. Колонны необученных людей, наступавшие в неповоротливых густых строях и предводимые столь же необученными офицерами, терпели страшный урон… Для усиления атакованного фронта понадобилась только одна дивизия из общего резерва, которая была подвезена из Барановичей, южнее Немана, где она стояла. Даже и она не была испрошена штабом фронта, а предложена верховным командованием»78.

Наступление 12-й армии с целью демонстрации у Двинска также окончилось полным провалом. Мизерный успех имела и 5-я армия под Якобштадтом, несмотря на то что немецкий фронт был прикрыт здесь особенно жидко. Здесь у Гурко артиллерия быстро расстреляла свои снаряды, так как их запас был отправлен на участок к озеру Нарочь. 8 дивизий в результате атаки потеряли 28 тыс. человек и захватили небольшой участок окопов глубиной менее километра. Мощный артиллерийско-пулеметный огонь неподавленных огневых точек противника приводил к колоссальным потерям. На десятый день наступления 2-я армия потеряла 1018 офицеров, 77 427 солдат, в том числе 12 тыс. обмороженных и замерзших, после прекращения наступления 5 тыс. трупов было снято с германских проволочных заграждений. Общие потери превысили 30 % состава армии перед наступлением. Захвачено было около 10 км2 территории, около 1200 пленных, полтора десятка пулеметов и несколько сотен винтовок. 1-я армия потеряла 10 тыс. человек, Северный фронт – 30 тыс. человек, на участке группы Плешкова у Нарочи линия фронта опять вышла на озеро79.

«Лучших условий, как было теперь, – писал Алексеев жене в начале апреля, – трудно и желать. Я учитывал наше неумение, но надеялся на большие результаты»80. Полный провал наступления крайне тяжело воздействовал на настроение войск и командования. Алексеев, судя по его письмам, терял доверие к своим подчиненным: «Выдающиеся нужны везде. А то ведь в начале марта сделали более, чем было можно. Собрали к точкам удара пятерное превосходство в силах, а что получили?.. По памятному выражению – шиш с маслом и потери. Говорят, что исполнителей разумных нет. Значит, что ни подготовь, там испортят»81. При поддержке почти тысячи орудий 350 тыс. солдат и офицеров не смогли прорвать германский фронт. Огромные потери, без сомнения, сказались на дальнейшей пассивности Северного и Западного фронтов и нежелании их командования перейти в наступление до тех пор, пока норма снарядного запаса не достигнет показателей, принятых в союзнических армиях82. Но наштаверх прежде всего был не удовлетворен уровнем управления войсками: «Отовсюду несется вопль: дайте разумных, толковых, талантливых генералов. Но фабрика была плоха, и теперь удовлетворить запросы, прекратить вопль нечем»83.

Справедливости ради отметим, что одним из тружеников на этой «фабрике» в довоенные годы был сам Алексеев. Генералитет редко оказывается на уровне задач, предъявляемых войной, к которой он готовится. Даже блестяще обеспеченная английская армия или французские войска в 1916 г., обладая подобными запасами, не смогли прорвать немецкого фронта. А в 1917 г. фельдмаршал Д. Хейг во время боев по «дороге на Пашандель» почти полностью повторил опыт боев под Нарочью, настойчиво бросая в атаки по непроходимой грязи пехоту и держа в тылу кавалерию для использования ее в так и не состоявшемся прорыве. 22 марта (4 апреля) 1916 г. Алексеев подал императору доклад, текст которого был разослан главнокомандующим фронтами. В нем, в частности, говорилось: «Обе наши тактические операции (под Нарочью и под Двинском. – А. О.) отличались надеждой прорвать расположение противника налетом, отсутствием стремления к точной и разумной постановке артиллерии определенных целей, нужных для подготовки и успеха пехотной атаки. Наша операция была приостановлена не столько половодьем и наступившей неблагоприятной погодой, сколько сознанием, что после уже понесенных частью корпусов потерь развивать действия по ранее выработанному плану, но с прежними приемами выполнения, невозможно»84. Тем не менее погода стала не последней причиной потерь и провалов. Единственной причиной перехода в наступление в столь крайне неудачное время было желание помочь союзникам.