Битва за Дарданеллы - Владимир Шигин Страница 25

Затем черногорский митрополит прибыл на «Азию». Большой корабль Негошу понравился, особенно долго осматривал он пушки.

– Если бы такие вокруг нашей горы поставить, мы вообще могли бы и ружей в руки не брать! – сказал он капитану 1-го ранга с нескрываемым уважением.

Затем митрополит и Белли убыли на берег. Там их встречали хлебом и солью. Десятитысячная толпа кричала: «Да здравствует Александр, царь наш белый!», «Во веки поживает наш Александр!» Митрополит вышел к народу:

– Мы стоим на краю гибели! Бездна под ногами нашими! Отечество в опасности, и одна стезя остается нам к свободе вместе с Россией: меч и храбрость покажут ее! Седые воины плакали от избытка чувств.

Катторская область вместе с Черногорией, будучи всегда преданны России, были отделены от захваченной французами Далмации пока еще независимой Ра-гузинской республикой и через Герцеговину примыкали к Сербии. Занятие Катторо и Черной Горы давало Сенявину огромные выгоды. Имея отныне в Катторо безопасную гавань, держащую под контролем всю Адриатику, командующий российской Средиземноморской эскадрой одновременно получал двенадцатитысячный корпус опытнейших и преданнейших славянских воинов, а кроме этого, переносил театр войны от Корфу к Далмации.

К третьему дню нескончаемое веселье спало, и город понемногу начал возвращаться к нормальной жизни.

Немедленно в поддержку Белли был отправлен на транспортах Витебский мушкетерский полк с полевыми орудиями. А еще через сутки из Корфу с фрегатом прибыл и сам Сенявин, не утерпевший, чтобы собственными глазами не посмотреть на занятый Белли город. Перед убытием с Корфу вице-адмирал проводил в Севастополь отряд транспортов, увозящих сибирских гренадеров, тогда же сердечно простился и с мудрым стариком Ласси. Оба понимали всю абсурдность исполняемого ими приказа, но не исполнить его, увы, никак не могли…

Не давало покоя и письмо императора с повелением незамедлительного ухода всех сил из Средиземного моря. Весь переход до Катторо вице-адмирал пребывал по этой причине в весьма сумрачном настроении, ни разу так и не покинув своей каюты. Лишь вид торжественно встречавшего его города заставил Сенявина позабыть на время о плохом.

Командир отряда в парадном мундире встречал вице-адмирала прямо на причальной стенке. Рядом с ним митрополит Черной Горы Пётр Негош, знатнейшие из горожан. Неподалеку переминался с ноги на ногу и австрийский губернатор, еще не изгнанный, но уже никому не нужный. Отсалютовав, как и полагается по этикету, шпагой, Белли доложил о содеянном по всей форме. Сенявин улыбнулся. Обняв капитана 1-го ранга, он затем долго троекратно расцеловывался с пришедшими его встречать бокезцами. Особенно трогательной была встреча с отставным Марко Ивлечем, которого Сенявин прекрасно помнил еще по встречам в ставке Потёмкина. С австрийцем приветствие ограничилось лишь кивком головы, большего тот и не заслуживал. Представился командующему и агент российского Министерства иностранных дел в Цетинье и Катторо коллежский советник Санковский.

– Рассчитываю на вашу помощь и дружбу! – сказал дипломату вице-адмирал, крепко пожимая руку.

– Наше дело единое, а потому во мне, ваше превосходительство, вы всегда найдете самого верного помощника и единомышленника! – отвечал тот.

Затем был молебен в честь русского командующего и торжественный обед. В городе снова начались гуляния, песни и танцы.

– Мы ждали вашего прихода много лет! – сказал Сенявину Ивлеч. – Именно потому мы сегодня так веселы и счастливы!

Пётр Негош при стечении тысяч и тысяч бокезских славян произнес прочувствованные слова:

– Самые горячие пожелания наши исполнились! Русские братья пришли к нам в самый трудный час. Запомните сегодняшний день. Пусть он никогда не исчезнет из вашей памяти! А потому раньше, чем я освящу наши знамена, клянитесь все, что будете защищать их до последней капли крови!

– Клянемся прахом наших предков! Митрополит Пётр Негош был личностью поистине замечательной, соединяя в себе одновременно главу церковной и светской властей, умело и достойно управляя своим маленьким, но храбрым народом. Каждое выступление перед собратьями он неизменно заканчивал одними и теми же словами: – Свобода превыше смерти!

– Превыше! -.вторили, потрясая ружьями, усатые черногорцы.

Умный политик, Негош всю свою жизнь боролся с турками, никогда не доверял и Вене. Помощь и поддержку всегда искал лишь в великой и единоверной России, которая никогда и ни при каких обстоятельствах не предала Черную Гору.

Историки оставили описание характера и наружности этого поистине замечательного человека: «Пётр Негош не малого роста, имеет стан стройный, лицо румяное, вид привлекательный, наружность важную и глаза, исполненные живости… Он один на свете архиерей, согласующий в себе достоинства, столь противоположные пастырскому жезлу. В церкви… он царь. В доме… генерал. Он с большей ловкостью повелевал перед фронтом на вахт-параде, нежели благословлял подходивших к нему офицеров. Он всегда окружает себя многочисленной свитою: витязи его или гвардия – настоящие исполины… Пётр Петрович говорит по-итальянски, по-французски и по-русски точно так же, как и на своем природном славянском языке, но по своей политике и сану полагает приличнейшим употреблять в публичных переговорах для первых двух переводчиков. Он чужд предрассудков и суеверия, любит просвещение, находит удовольствие беседовать с иностранцами, внимательно наблюдает ход политических происшествий в Европе, умеет пользоваться обстоятельствами и искусно вывертывается из трудных дел. Разговор его ясен и понятен. Ум его в беспрестанной деятельности. Черногорцы слепо ему повинуются, они боятся его взора и, исполняя приказание, говорят: «Тако Владыка запо-веда!»

Никого не удивляло, что митрополит имел чин российского полковника. В свое время Негош побывал в Петербурге, где был приветливо принят Екатериной Второй, а Павлом Первым был удостоен ордена Святого Александра Невского, которого черногорцы всегда особо почитали как покровителя храбрецов.

…Русские и бокезцы, встав на колени, клялись в верности своим знаменам. Над побережьем далеко разносился звон колоколов, в воздухе пахло ладаном, митрополит Пётр кропил склоненные знамена святою водой. На улицах Катторо вовсю распевали песни:

Сенявин, славный генерале!

Если ты твердо держишься русской веры,

Спеши как можно скорее:

Тебя желают бокезские сербы,

Желают тебя, как сыновья отца!

Откуда ни возьмись тут же и король Бонапарт,

Но счастье повезло Сенявину.

Он занял прежде его Боку!

Свой своему и помощь и слава!

Из воспоминаний очевидца: «В трое суток Дмитрий Николаевич, можно сказать, очаровал народ. Доступность, ласковость, удивительное снисхождение восхищали каждого. Дом его окружен был толпами людей. Черногорцы нарочно приходили с гор, чтобы удостоиться поцеловать полу его платья, прихожая всегда была полна ими, никому не запрещался вход… Адмирал, лично удое-товерясь в искренней преданности жителей, освободил их от всякой провинности, обеспечил сообщение с Герцеговиною, а для покровительства торговли учредил конвой до Триеста и Константинополя. К таковым милостям и попечениям бокезцы не остались неблагодарными. Старейшины от лица народа поднесли адмиралу благодарственный лист и предложили жизнь и имущество в полное его распоряжение. В несколько дней снаряжено на собственный счет жителей и вышло в море для поисков 30 судов, вооруженных от 8 до 20 пушек, что по мало-имению малых военных судов при флоте было великой помощью. Распоряжение сие принесло больше пользы, нежели могли бы доставить налоги. Милосердие и кротость нашего правления были в совершенной противоположности с правлением соседа нашего Наполеона».