Джованна I. Пути провидения - Рамази Митаишвили Страница 25

Король рассказывал им про жизнь и смерть, про умерших предков, включая своего безвременно ушедшего сына. Благодаря его манере философствовать естественно и без поучений смерть действительно стала казаться наградой за нелёгкую жизнь.

Трудно сказать, о чём думали стоящие перед ним Джованна и Андрей, в угрюмом молчании глядя на умирающего, как оценили его рассуждения на смертном одре… Было видно, что Роберт уже поговорил с Богом в мыслях своих и ждёт перехода в вечную жизнь.

В январе, за три дня до смерти, короля привезли для причащения в церковь Святой Кьяры, которую он сам заложил когда-то. Он успел завещать некоторую сумму для поддержания всех священников и церквей в его государстве, на молитвы за упокой его души и всех его предков. Также он распорядился основать госпиталь для своих подданных, чтобы в случае необходимости каждому была оказана помощь.

После этого состояние Роберта стало быстро ухудшаться. По несколько раз в день приходили доктора, которые подолгу сидели с ним, осматривали, пускали кровь… Говорят, что когда Джованна в очередной раз появилась у постели умирающего, она была столь прекрасна, что тот принял её за ангела и впал в состояние блаженной дремоты.

Роберт умер на руках любимых внучек и своей благочестивой жены, благословляя Всевышнего за ниспосланные ему испытания, которые позволили усмирить тщеславие, побороть искушения и указали путь к последнему прибежищу. Он благодарил провидение за все оказанные ему милости…

20 января 1343 года король Роберт тихо и спокойно ушёл в возрасте 67 лет – после тридцатичетырёхлетнего правления Неаполем.

* * *

На следующий день дорога между Замком Нуово и церковью Святой Кьяры, которую Роберт основал в 1310 году, была расчищена, и тело монарха на двенадцать дней было помещено там на всеобщее обозрение. Джованна же заказала двум тосканским скульпторам, Пакио и Джованни Бертини, величественный памятный монумент.

На похоронах глаза всех присутствующих застилали слёзы. Но, как это часто бывает, даже во время таких печальных событий всегда происходят интересные случаи, вызывающие некоторое любопытство. В тот день каждый из великих баронов, скреплённых родственными узами с Робертом, говорил прощальные слова в память о своём мудром короле. Лишь Карл Дураццо молча стоял вдалеке, и когда один из советников монарха, Годфруа де Марсан, предложил герцогу выступить, как того требует его положение и родство с усопшим, тот, перекрестившись ответил:

– Его Величество перед смертью сказал мне, что будет лучше, если сегодня я закрою свой рот, а если посмею что-либо произнести, то он перевернётся в гробу и будет приходить ко мне по ночам во всевозможных видениях.

– Вот как… Да будет на то воля Господа и короля, – понимающе сказал Годфруа.

Тогда же священник Федерико в своей трогательной траурной речи сказал: «…нельзя не восхищаться его мудростью, знанием естественного мира и этики, медицины, законодательства, грамматики и логики. Если коротко, то я верю, что нет и не было более мудрого человека, чем он, столь сведущего в различных сферах, включая искусство и живопись. В то же время он был великим теологом, а потому я могу сказать про него словами Матфея [12:42] – “здесь человек, величественнее Соломона”. Requiem oeternam dona eis domine! ^[14]».

Интересно, что те же слова о Роберте были сказаны и в начале его правления – на похоронах его отца Карла: юношу, только взошедшего на престол, отметили как на редкость эрудированного и мудрого молодого человека.

Ещё при жизни Роберта современники называли его «королём королей», «новым Соломоном» и «миротворцем Италии» за то, что тот был великолепно образован и предпочитал дипломатию военным походам. Петрарка познакомился с ним в середине 1330-х через своего друга, Диониджи да Борго Сан Сеполеро, и был восхищён необыкновенной эрудицией и добротой этого правителя. Впоследствии в своей эпической поэме «Африка», посвящённой Роберту Анжуйскому, он представил того бессмертным мастером и принцем, правящим в золотые годы поэзии и мира. Подлинное искусство дипломатии Роберта, его проницательность и политическое чутьё поставили его в первые ряды мудрейших правителей всех времён и принесли заслуженную славу. Его умение владеть собой, терпеливое разрешение любых конфликтов и войн можно описать словами из «Книги притчей»: «Терпеливый лучше воина, тот же, кто владеет собой, лучше завоевателя».

Весть о смерти Роберта быстро распространилась по всей Европе, ведь короля считали великим законодателем и судьёй народов не только в его владениях, но и далеко за их пределами.

* * *

Со смертью короля закончилась и беспечная жизнь юной принцессы, конфигурация же небесных светил в тот момент показывала, что королевский путь её будет непростым, но успешным, предрекая великое будущее. Уже через два дня с превеликой помпой была инициирована церемония посвящения Андрея в рыцари, а его женитьбе на Джованне, согласно завещанию Роберта Мудрого, был придан официальный статус.

Если бы Королевский совет сохранился в первоначальном виде, в котором его составил Роберт Мудрый, Неаполь продолжал бы оставаться оплотом стабильности и благоденствия. Но монах Роберт, который не соизволил даже посетить церемонию прощания с монархом, стал требовать от молодой пары своего назначения на пост королевского консула и единоличного опекуна и наставника, а также лично укрепил за Николасом Венгерским пост гувернёра, что расчистило ему путь к неограниченному влиянию на несчастного принца.

Не считаясь ни с кем, служитель церкви протащил на ключевые посты своих людей, и корабль королевства, до этого ведомый умелой рукой мудрого кормчего, занесло в мутные воды коварства, так что судно стало давать крен. Руководствуясь исключительно чистотой своих побуждений, святейший пройдоха, используя все свои таланты, начал кампанию по уничтожению авторитета Джованны и стал открыто агитировать против неё. В интересах Венгрии он старался заручиться расположением её приближённых и одновременно набирал наёмников, обещая им немалую выгоду в будущем. Вскоре этому прохвосту удалось собрать под своё «ангельское» крыло новую партию, которая стала достаточно сильной, чтобы успешно противостоять не только принцессе, но даже самому папе. Стало очевидно, что интересы Андрея уже не учитывались.

Многие придворные были изгнаны, некоторые заперлись в своих крепостях, а кто-то стал собирать армию, вынашивая планы по расщеплению осиротевшего королевства. Сам неаполитанский двор превратился в «восьмой мадьяр» ^[15]. Это было ужасное испытание для молодой королевы, которая после спокойной и счастливой жизни в одночасье оказалась в сети дворцовых интриг, хитроумно плетущихся вокруг неё.

Усиление влияния тёзки прежнего властителя привело к консолидации вокруг него врагов принцессы и всего Неаполя. Роберт устроил настоящий террор: люди боялись говорить громко и шептались теперь даже в своих поместьях, боясь спрятанных в кустах и стенах «ушей» монаха. Его поверхностные знания были вполне достаточными, чтобы внушать окружающим невеждам почтение к своей якобы учёности, так что к нему стал подтягиваться простой народ. Пользуясь тем, что Джованна была совсем одинокой, ещё слишком плохо знала людей и не имела преданных защитников, кроме приёмной матери, добродушной и мягкой Санчи, Роберт влезал во все аспекты управления страной, не оставляя без внимания даже отношения Андрея и Джованны и всячески стараясь их испортить. И принц не собирался поддерживать свою супругу, так как это не входило в круг интересов его благочестивого наставника. Джованна же по-прежнему проявляла к святому отцу холодную и учтивую любезность, и даже наблюдательный человек, хорошо разбирающийся в подобных нюансах, не заметил бы, что любезность эта вынужденная.