В оркестре Аушвица - Жан-Жак Фельштейн Страница 25

Париж — Брюссель, зима 1996–1997-го

На первых же встречах с Виолеттой и Элен я больше всего впечатлился их ви́дением личности Альмы Розе. Не знаю, что меня так тронуло — драма, пережитая ею в Биркенау, или то, что она покровительствовала женщинам из оркестра, как своего рода мать-настоятельница. Ее элегантность и достоинство в быту и в вынужденном общении с нацистами, ее артистические таланты, человечность и образованность позволяли таким женщинам, как Хильда и Анита, вести с Альмой интересные беседы. Об этом говорили все — кроме Фани в книге, (чего никто из выживших ей так и не простил). Однако все вышеперечисленные качества, вместе взятые, не могут до конца объяснить ее гипнотическое обаяние.

Я знаю, о чем говорю: никто не оставался равнодушным, когда речь заходила об Альме. Для меня она — искорка, луч света в варварском мире Биркенау.

Альма Розе

Попав в лагерь, она неожиданно для себя стала дирижером оркестра — разношерстной компании, которой до нее руководила Чайковска. Альма почувствовала, что меняется, и сказала себе: «Биркенау меня не получит, я не подчинюсь!» Она решила, что внешний мир склонится перед ее новой личностью, и повела сражение за идеальное исполнение музыкальных пьес. Вы скажете: «Ерунда! Стоит ли говорить о таком, если оркестровый барак находился в ста метрах от платформы, где производили „отборы“ и все музыкантши могли следить за происходящим через окно…» — и будете правы, но Альма, требуя идеального знания партитур и сосредоточенности на нотах, помогала им отключаться от повседневного ужаса.

Альма Розе, дирижер варьете — даже в то время венскую музыку не считали «серьезной» — под гнетом обстоятельств сменила амплуа. Она стала душой коллектива.

В брошюре на голландском языке, которую написала Флора, помещена фотография Альмы, совершенно меня поразившая. Двадцатилетняя девушка, олицетворение вечной молодости, символ невосполнимости потерь. Альма была одной из миллионов погибших, не оставивших потомства по вине варваров, когда мир лишился артистов, писателей, врачей, которые не одарили его своими открытиями и шедеврами.

Я не осознавал, как сильно потрясла меня воображаемая встреча с Альмой, но почти сразу поместил ее в центр истории о лагерном оркестре и поиске тебя. Уверен, именно такое место она занимала в вашей реальности.

Я пытался лучше узнать и понять эту сложную личность — и, сам того не замечая, уделял все меньше внимания тебе, одной из тех, кого Сильвия назвала «маленькими солдатиками оркестра». Элен была уверена, что после освобождения вы не потеряетесь и вместе воплотите мечты Альмы о настоящем оркестре.

Пытаюсь вообразить, какой была бы твоя жизнь, если бы…

Возможно, ты продолжила бы заниматься музыкой и ездила бы с коллективом Альмы на гастроли во всему миру. В голове возникают умозрительные построения, одно абсурднее другого. Ты не сбежала бы в Германию, не эмигрировала бы в Соединенные Штаты… Не родила бы детей — или родила бы, но других… Интересно, ваш оркестр играл бы в «униформе»? Ваше лагерное прошлое осталось бы наконец в прошлом или вас так и считали бы «оркестром бывших депортированных»?

Племянница Густава Малера по линии матери, обращенной иудейки, Альма Розе была наполовину еврейкой и по отцу, знаменитому скрипачу Арнольду Розе. До прихода к власти Гитлера еврейскость не причиняла Альме неудобств, важно было одно — хороший ты музыкант или плохой.

Она собрала женский оркестр «Венские вальсы», с которым объездила всю Европу. Некоторое время была замужем за чешским скрипачом Вашей Пржигодой ^[61], вместе они исполняли пьесы классического репертуара. Многие считали, что в их дуэте по-мужски играет она.

По словам Элен, после нацистского переворота конкуренция между двумя талантливыми людьми получила логическое завершение: «просвещенные» любители музыки, музыкологи и газетные писаки, крутившиеся вокруг артистов, очень скоро дали понять Пржигоде, что еврейская жена может стать непреодолимым препятствием на его карьерном пути. Он проанализировал ситуацию, учел контекст и наступающие «новые времена» (ему собирались предложить важный пост в руководстве оркестра…) и поступил «разумно», покончив и с дуэтом, и с супружеством.

Альма жила в Голландии, вышла замуж за инженера, а в 1939 году переехала во Францию, где ее арестовали в 1943-м, поместили в Дранси, а 20 июля отправили в Аушвиц-1.

У меня есть три фотографии Альмы. Первая сделана в конце 20-х годов, это портрет на сером фоне: выделяются лицо, правая рука и закрученная головка скрипки с колковым механизмом. У нее модная стрижка «чарльстон», волосы с правой стороны уложены волной, лицо круглое, чуть крупноватый нос и волевой подбородок. Глаза наполовину прикрыты веками, взгляд печальный, почти мертвый. Только легкая улыбка заставляет думать, что Альма не может ничего знать о своем драматичном будущем.

Вторая фотография более поздняя, Альма выглядит зрелой женщиной и напоминает героиню фильма Басби Беркли ^[62] или одной из музыкальных костюмированных картин, производство которых акционерное общество UFA ^[63] поставило на поток в 30-х годах. Фотография сделана в Италии, Альма стоит на фоне занавеса и играет на скрипке. Волосы у нее отросли, она выглядит хрупкой, но улыбается открыто, так что видна ямочка на щеке. Окружают Альму музыкантши ее оркестра — скрипачки, виолончелистка, арфистка и две пианистки. Все они сидят, белые платья венчиками струятся к ногам, тела тянутся к Альме, но взгляды направлены к левой кулисе сцены. На фоне стоящей у нее за спиной арфы Альма выглядит орнаментальной фигурой. Композиция скорее всего создавалась для афиши, причем явно не лучшего вкуса.