Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг.  - Алексей Кривопалов Страница 24

К 1810 г., то есть к тому моменту, когда опасность столкновения с главными силами наполеоновской армии сделалась очевидной, на западной границе России существовали только две относительно крупные крепости – Рига и Киев. Обе были разделены расстоянием более чем в 1000 верст. В наследство от Польши на вновь обретенных землях России досталось лишь несколько средневековых укреплений, которые были практически бесполезны в свете требований современной войны. Таким образом, огромные пространства вдоль границы были лишены долговременных оборонительных сооружений. Отсутствовали опорные пункты, в которых можно было бы безопасно сосредоточить войска и запасы ^[230].

В 1810–1812 гг. Рижская и Киевская крепости были экстренно отремонтированы и расширены. Между ними было решено возвести две новые крепости – Бобруйск и Динабург, а в дополнение к ним – вспомогательную Борисовскую укрепленную позицию. Перед самым началом войны возник Дрисский укрепленный лагерь, а затем, уже в ходе боевых действий, были устроены укрепленное депо в Себеже и укрепленная позиция в Полоцке ^[231].

В ходе кампании 1812 г. Бобруйск успешно выдержал осаду. Недостроенные Динабург и Борисов не сыграли практически никакой роли. То же произошло и с неудачно расположенным Дрисским лагерем. Несмотря на победоносное завершение войны, как писал автор подготовленного сто лет спустя юбилейного очерка по истории русского военно-инженерного ведомства, «(18) 12-й год доказал, насколько оборона страны без заблаговременно подготовленных опорных пунктов истогцительна и тягостна» ^[232].

В вопросе о роли и значении крепостей из опыта Отечественной войны был сделан вывод о том, что главная причина незначительного влияния укрепленных пунктов на исход боевых действий заключалась в импровизированном подходе к их возведению. Стало очевидным, что строительство мощных фортификационных сооружений в короткий срок совершенно невозможно. Их создание требовало не импровизации, а многих лет систематического и упорного труда.

Однако в 1815–1830 гг., по причине малой вероятности крупной войны в Европе, оборонительных приготовлений на западной границе также практически не проводилось. Лишь после подавления Польского восстания задача оборудования в инфраструктурном отношении передового военного театра на Висле приобрела в глазах Николая I особую важность.

В преамбуле своей записки, представленной на рассмотрение участников совещания 1843 г., Жомини оценил положение России на передовом Привислинском театре как надежное при существовавших на тот момент внешнеполитических условиях. Однако, по его мнению, при иных обстоятельствах политического и стратегического характера двойной сходящийся удар соединенных сил австрийской и прусской армии под основание польского выступа делал вероятным как поражение Большой Действующей армии в генеральном сражении, так и оставление ею Царства Польского.

Предложения выдающегося военного теоретика отталкивались не от реального внешнеполитического положения России по состоянию на 1843 г. С его точки зрения, это положение оставалось достаточно прочным и не предвещало в ближайшем будущем каких-либо опасных осложнений. «Конечно, если бы Россия хотела строить расчеты лишь на основании вероятного и недавних примеров, – утверждал Жомини в начале своей записки, – то, чтобы составить приемлемую систему защиты из того, что уже есть, ей было бы достаточно одного хорошего пункта в центре Литвы и двух других на севере Волыни, поскольку нельзя просчитывать боевые действия на этих обширных землях в тех же масштабах, что и в Германии и Франции, чьи столицы часто оказываются в 10 переходах от границы» ^[233].

Жомини имел в виду планомерную подготовку к отражению нашествия, по масштабам аналогичного наполеоновскому. В своих расчетах он специально закладывал наихудший вариант из возможных стратегических комбинаций. В сценарии Жомини России предстояла война с коалицией германских держав, поддержанных Турцией и Великобританией. Как известно, в 1812 г. главные силы Великой армии в преддверии вторжения были сосредоточены в герцогстве Варшавском, однако источники комплектования и пополнения ее французского боевого ядра находились в двух тысячах километров от потенциального театра военных действий. Теперь же, по предположениям Жомини, исходные квартирные районы неприятельской армии должны были находиться в непосредственной близости от русских границ.

«Прошлое, – писал автор документа, – не может служить абсолютным правилом для вынесения суждений о будущем, ибо есть вероятность, что между Российской империей и европейскими державами могут произойти столкновения, не имеющие ничего общего с теми, что были в 1812 году. В самом деле, Австрия и Пруссия, появившиеся тогда в российских землях против своей воли, имея менее 50 тысяч людей и будучи лишь вспомогательными силами, однажды могут появиться здесь приблизительно с 500 тысячами солдат и имея базу не на Рейне, как армии Наполеона, а прямо у нас под носом – в Карпатах, у Позена, Торна, Грауденца и Кёнигсберга. И еще более значительное различие состоит в том, что, по всей вероятности, эти силы будут к тому же подкреплены Англией и могут иметь таким образом морскую империю» ^[234].

С его точки зрения, крепости были призваны решать пять взаимосвязанных задач:

1) защищать пути концентрического отступления войск вглубь страны;

2) защищать пути рокадного отступления вдоль границы, чтобы занять фланговую позицию по отношению к противнику.

3) содействовать контратакам, в особенности на коммуникациях противника;

4) крепости первой линии должны служить опорными пунктами для операций Действующей армии и, прежде всего, обеспечивать переправу через крупные реки;

5) крепости второй и третьей линии должны служить укрытиями для войск в случае их поражения, а также местом складирования провианта и различных запасов.

Жомини полагал, что для надлежащей подготовки двух потенциальных театров, лежавших, соответственно, к северу и югу от Полесья, России требуется возвести 7–8 крепостей на каждом из них в шахматном порядке ^[235]. «Если бы мы хотели, – отмечал генерал, – создать намного более ограниченную систему, сооружая лишь две крепости на севере и столько же на Волыни, то могли бы оправдать это решение мыслью о том, что враг, возможно, никогда не проникнет в эти земли: но является ли это предположение приемлемым, раз мы говорим об этих территориях как гарантирующих против вторжения? В остальном же две крепости на каждом конце театра военных действий были бы, конечно, лучше голой равнины, хотя бы они в таком случае не являли собой законченной системы» ^[236].