Шебаршин. Воспоминания соратников - Валерий Поволяев Страница 24

Работа по Германии

Дело меж тем стремительно шло к объединению Германии на условиях Запада. Иллюзорная идея конфедерации двух германских государств, которую Модров выдвигал во время визита в ФРГ в феврале 1990 года, просуществовала весьма недолго. Попытки советской стороны защитить интересы восточногерманских союзников и свои стратегические позиции в центре Европы были обречены на неудачу. Запад одерживал верх и не собирался ни на йоту поступаться своим преимуществом.

Выдвинутая Москвой идея нейтрального единого германского государства жила не дольше, чем концепция конфедерации. 3 октября единая Германия — член НАТО — стала реальностью. Советские лидеры были вынуждены делать вид, что все произошло именно так, как они и задумывали. Москва неустанно выдвигала новые и новые идеи, замыслы, планы, концепции, поддерживала кипучую дипломатическую активность на высшем уровне, утомляла мир длинными речами философского содержания и… теряла внешнеполитическую самостоятельность. В декабре 1990 года министр иностранных дел СССР Шеварднадзе ушел в отставку. Объявленные им мотивы этого драматического решения — критика со стороны полковников — народных депутатов, наступление консервативных сил — прозвучали неубедительно. В осведомленных кругах в Москве было известно, что Шеварднадзе начал обдумывать уход с поста министра задолго до декабря и лишь выбирал для этого подходящий момент. Отставка была логичным завершением политики нового мышления, позволившей Западу добиться беспрецедентных успехов невиданно малой ценой. Говорили, что министр уходит от ответственности, предоставив Горбачеву возможность пожинать плоды перестройки.

День отставки Шеварднадзе совпал с 70-летием советской разведки.

По традиции в центральном клубе им Дзержинского проводится торжественное собрание. Присутствует все руководство КГБ, руководители многих министерств, у которых есть деловые связи с разведкой, представители Московского Совета, Центрального Комитета КПСС, видные журналисты, ветераны нашей службы. В отличие от прошлых лет нет иностранных гостей — это косвенный признак того, что дела идут неладно, у нас не остается друзей.

С докладом выступает начальник разведки. Я не могу давать развернутую оценку того, что произошло в Восточной Европе, но нельзя и обойти этот вопрос, нельзя не отмежеваться от эйфории, которая искусственно поддерживается творцами советской внешней политики. Звучат слова: «Произошло неизбежное — объединилась Германия. Наш слух радуют серьезные заверения в том, что с немецкой земли никогда больше не появится угроза миру. Нельзя не верить искренности германских государственных деятелей. Но политика каждой державы может подвергаться с течением времени изменениям, и, думается, у нас есть немало исторических оснований, для того чтобы внимательно смотреть в сторону ФРГ. В то же время надо следить за попытками третьих стран вбивать клин между СССР и ФРГ, а такие попытки, вне сомнения, будут предприниматься. На Востоке не без помощи извне к власти пришли новые силы, наши бывшие союзники превратились в настороженных партнеров. Восточная Европа — от Югославии до Прибалтики — сотрясается от национальных, социальных, политических конфликтов».

Работа по германской проблематике продолжалась, к ней подключались все новые силы наших резидентур в Восточной и Западной Европе. Было необходимо восполнить те информационные потери, которые наша разведка понесла в связи с кончиной Управления «А» МГБ ГДР.

Вполне естественно, возник вопрос: что делать с аппаратом представителя КГБ при МГБ ГДР. Исчезло не только МГБ, ушла в историю и сама ГДР. Представительство же продолжало существовать неким призраком минувшего. Оно не было законспирированной структурой — нельзя было сомневаться, что БФФ знало каждого его сотрудника и в любой момент могло поставить его под контроль. Была найдена довольно прозрачная уловка: в случае настоятельных требований германской стороны разъяснить функции Карлсхорста заявить, что там размещается подразделение советских вооруженных сил, занимающееся обеспечением их безопасности. Следует оценить тактичность, здравый смысл и дальновидность западногерманских властей, которые не стали акцентировать внимания на этом деликатном моменте. Возможно, они решили оставить эту проблему на усмотрение советской стороны, справедливо полагая, что она утрачивает даже символическое значение для наших отношений.

Аппарат надо было сокращать, имея в виду его неминуемую ликвидацию. Практическую полезность он во многом потерял, довод о том, что КГБ должен показывать свой флаг в Германии, звучал смехотворно. Многим сотрудникам КГБ в Германии не хотелось расставаться с некогда уютной, благополучной страной и возвращаться на Родину, погружающуюся в пучину экономических, политических и социальных неурядиц. Управлению кадров было трудно смириться с мыслью, что оно теряет возможность устраивать своих протеже. Комитет в целом медленно привыкал к тому, что привычной Восточной Германии больше нет и никогда не будет. Тем не менее сокращение аппарата шло планомерно и неумолимо. Насколько мне известно, оно завершилось полностью к концу 1991 года.

Гораздо более сложной оказалась проблема, связанная с судьбой наших бывших восточногерманских коллег.

Знакомство с М. Вольфом

Летом 1990 года мне удалось познакомиться с Маркусом Вольфом, возглавлявшим до 1986 года восточногерманскую разведку. Вольф был хорошо известен в КГБ и ПГУ, где его за глаза называли Мишей, пользовался репутацией весьма умного, эрудированного человека, надежного друга Советского Союза, добропорядочного коллеги, который, однако, не упустит случая продвинуть интересы своей службы, даже если это не совсем учитывает интересы партнеров. Как говаривал с оттенком восхищения один из моих бывших начальников: «Миша — это хитрая лиса».

Обстоятельства увольнения Вольфа в отставку мне известны не были, да я ими и не интересовался. Кто-то из немецких друзей упомянул, что причиной были матримониальные дела Вольфа, но это, разумеется, могло быть только поводом отставки. Вольф серьезно разошелся с Мильке, и министр убрал неудобного для него человека.

Мы встретились с Вольфом на даче в Ясеневе, близ штаб-квартиры ПГУ. Он приехал в Москву, для того чтобы договориться об издании своей книги «Трое из 30-х», и, разумеется, не мог миновать советскую разведку. Мы говорили о многом — положении в ГДР и СССР, перспективах социализма, перестроечных трудностях, стратегии и тактики Запада в Восточной Европе. Вольф рассказал о бедственном положении бывших сотрудников госбезопасности, вопреки инсинуациям некоторых органов печати мы совершенно не затрагивали вопроса об агентуре восточногерманской разведки, и тем более не было речи о передаче Вольфом нам каких-то источников. Конечно, если бы Маркес сделал такое предположение, мы бы им непременно заинтересовались. Но ни о чем подобном он не говорил. Мне показалось, что Вольф полностью отрешился от разведывательных дел и живет уже совершенно иными интересами. Я подумал об этом с некоторым сомнением: может ли когда-то профессионал отделить себя от службы? Теперь знаю твердо: может, когда служба отвергает его.

Вольф стал регулярно бывать в Москве, дело с изданием книги продвигалось успешно. В декабре 1990 года я получил экземпляр с его автографом.