Дневник. 1873–1882. Том 1 - Дмитрий Милютин Страница 24

17 апреля. Среда. Опять большой промежуток в моем дневнике, в протекшие две недели я был завален работой. Ввиду скорого отъезда государя за границу надобно было торопиться с докладом о множестве скопившихся дел. В числе их были довольно серьезные: проект новой нормальной дислокации армии, переформирование кавказских войск, предположение об особом порядке отбывания воинской повинности башкирами и крымскими татарами, о вольноопределяющихся и много других.

Кроме того, пришлось мне приложить немало личного труда по двум делам: по проекту международной конвенции о правилах и законах войны и по вопросу о Медико-хирургической академии (возражения на записку министров народного просвещения и внутренних дел). Проект конвенции окончательно выработан объединенными силами нескольких собиравшихся у меня лиц; завтра я представлю эту работу на высочайшее одобрение. Что же касается Медико-хирургической академии, то вопрос этот принимает новое направление: в последнее время сам государь уже не вспоминал об этом деле, но когда противники мои подали свою записку, на которую и я представил возражения, то его величество решил, чтобы спорный вопрос обсудили в Комитете министров. Таким образом, решение отсрочивается, вероятно, на продолжительное время. В Комитете министров едва ли найду я союзников, хотя председатель его (генерал-адъютант Игнатьев, который сам был некогда попечителем Академии по званию дежурного генерала) обещает подать голос за Военное министерство.

В одном из последних заседаний Комитета министров председатель объявил нам высочайшее повеление, чтобы впредь все министры соблюдали в точности статью Свода законов, вменяющую им в обязанность представлять ежегодно не только отчет о действиях министерства за прошлое время, но и план дальнейшей деятельности его. При этом поставлено было в пример Военное министерство, которое одно исполняло эту обязанность в точности, начиная с 1862 и до 1873 года. Объявление председателя озадачило Комитет; некоторые из министров прямо доказывали бесполезность и даже невозможность исполнения объявленного поведения. Шеф жандармов молчал и саркастически улыбался. Впоследствии я слышал, что государь был весьма недоволен, узнав, как высочайшее повеление было встречено в Комитете министров.

Еще перед заседанием Комитета, при докладе моем, государь сам объявил мне о данном им генералу Игнатьеву приказании и при этом, улыбнувшись, заметил: «Один ты исполнял это до сих пор, кроме только нынешнего года». Я не нашелся и ничего не ответил, впрочем, и неловко было бы затронуть щекотливые вопросы в присутствии великих князей; но по крайней мере теперь я знаю, что государь не пропустил без внимания моей демонстрации и, по-видимому, даже понял смысл ее. В последнее время, как мне кажется, обращение его со мной сделалось несколько менее натянутым; но вообще он имеет вид озабоченный и грустный. Говорят, есть причины семейные.

Между прочим, [я узнал по секрету, что] на днях государь был глубоко огорчен неожиданным, почти невероятным открытием вора среди самой семьи царской! Случались не раз пропажи и в кабинете императрицы и в Мраморном дворце; строго приказано было полиции разыскать украденные вещи, и что же открылось? Похитителем был великий князь Николай Константинович! Я не поверил бы такому чудовищному открытию, если б слышал не от самого Трепова и если б не видел сам подтверждения тому: мне случилось два раза быть у государя после продолжительных объяснений его по этому прискорбному вопросу с великим князем Константином Николаевичем ^[40]; оба раза я видел на лице государя явные признаки возбужденного состояния и даже следы слез, а вчера, при докладе моем о предположенной ученой экспедиции на Аму-Дарью, государь с досадой и гневным голосом сказал: «Николай Константинович не поедет в экспедицию; я не хочу, не пущу его! – Но затем сейчас же прибавил: – Впрочем, пока не говори об этом; я переговорю с отцом его». И вслед за моим докладом произошло опять объяснение между братьями.

Сегодня был малый выход в Зимнем дворце: высшие чины двора и свита собрались в ротонде для принесения поздравления государю с днем его рождения.

18 апреля. Четверг. Сегодня утром государь растрогал меня своим глубоким огорчением; он не мог говорить без слез о позоре, распространившемся на всю семью гнусным поведением Николая Константиновича.

Государь рассказал мне всё как было; подробности эти возмутительны. Оказывается, Николай Константинович после разных грязных проделок, продолжавшихся уже несколько лет, дошел до того, что ободрал золотой оклад с образа у постели своей матери и похищал несколько раз мелкие вещи со стола императрицы. Всё краденое шло на содержание какой-то американки, которая обирала юношу немилосердно. Всего хуже то, что он не только упорно отпирался от всех обвинений, но даже сваливал вину на ^[41] других состоящих при нем лиц.

Государь довольно долго говорил об этом тяжелом для него семейном горе, несколько раз возвращался к нему в продолжение моего доклада, высказывал намерение исключить Николая Константиновича со службы, посадить в крепость, даже спрашивал мнения моего – не следует ли предать его суду. Я советовал не торопиться с решением и преждевременно не оглашать дела. Была речь о том, чтоб освидетельствовать умственные способности преступника: поступки его так чрезвычайны, так чудовищны, что почти невероятны при нормальном состоянии рассудка. Может быть, единственным средством к ограждению чести семьи царской было бы признание преступника помешанным (клептомания).

Сегодня состоялся парад на Марсовом поле. Погода серая и холодная; войска были в походной форме (в шинелях).

19 апреля. Пятница. По случаю предстоящего отъезда государя за границу имел я доклады два дня сряду. Сегодня государь опять говорил о Николае Константиновиче, уже с несколько бóльшим спокойствием, чем вчера. Три врача (Балинский, Карель и Здекауер) освидетельствовали преступного великого князя и доложили государю, что в речах и поступках Николая Константиновича нашли что-то странное: он не только не опечален всем случившимся, но шутит и кажется совершенно равнодушным. Ему объявлено было, что он лишен чинов и орденов и будет в заточении без срока. И это принял он совершенно равнодушно. Государь в семейном совете решил признать Николая Константиновича психически больным. Некоторые рассказанные государем случаи действительно очень странны. Женщина, с которой он связался, была арестована, но, говорят, сегодня освобождена и будет выслана из России с выдачей значительной суммы.

В 8 часов вечера государь выехал за границу с великими князьями Константином Николаевичем и Алексеем Александровичем. Великий же князь Владимир Александрович уехал еще вчера в Мекленбург к своей невесте.

9 мая. Четверг. Три недели я не заглядывал в свой дневник; в течение этого времени нечего было записывать. Текущие служебные занятия, почти ежедневные посещения экзаменов в военно-учебных заведениях, а затем домашние заботы по случаю предстоящего перемещения в казенный дом – всё это не оставляет никаких впечатлений. Не было ничего выдающегося и в заседаниях Государственного совета и Комитета министров.