История Рязанского княжества - Дмитрий Иловайский Страница 23

«Бяше родом христолюбивый и братолюбивый, лицем красны, очима светлы, взором грозны, паче меры храбры, сердцем легкы, к бояром ласковы, к приезжим приветливы, к церквам прилежны» и пр..

Конечно, в этом панегирике заключено много преувеличения и похвал, которые внушены автору участием к плачевной судьбе князей, а также их щедрым покровительством духовному сословию (автор был священник) и заботливостью об украшении храмов («о церквах Божиих велми печашеся»). Но мы не можем отказать ему и в справедливости до некоторой степени: в пользу сыновей Игоря Глебовича много говорит молчание источников о рязанских усобицах между 1219 и 1237 гг. и самое поведение князей в бедственную годину татарского нашествия.

Те неприятные свойства, которые мы заметили в характере князей, отразились и в характере городского сословия, на что имеем летописные свидетельства. Так, в 1207 г. Всеволод III, начиная осаду Пронска, хотел вступить в переговоры с гражданами, но в ответ от них получил буюю речь. В следующем 1208 г., когда он подошел к Рязани с намерением наказать граждан за вероломство против его сына Ярослава, рязанцы прислали ему также буюю речь по своему обычаю и непокорству. ^[92] Хотя такой отзыв принадлежал летописцу враждебного рязанцам Суздаля, но мы не можем отрицать его справедливость за недостатком противоположных доказательств. При всей своей жесткости характер рязанцев не был лишен других более привлекательных качеств: таковы неукротимая отвага или наклонность к молодечеству и постоянная преданность своим князьям.

Говоря о населении Рязанской области, нельзя не обратить особенного внимания на княжескую дружину. Количество дружинников в Рязани, по-видимому, было довольно значительное. Князья и в мирное время несколько раз являются в истории, окруженные многочисленной свитой: так, по случаю происшествия в Исадах, говорится, что вместе с шестью князьями «боляр и слуг убито без числа»; при заложении Ольгова монастыря с тремя князьями присутствовали 300 бояр и 600 простых мужей. Далее, нельзя не заметить, что боярское сословие оказывало довольно сильное влияние на события Рязанского княжества. Это влияние особенно проглядывает в усобицах, а во многих случаях бросает довольно невыгодный свет на само сословие. При раздробленности уделов и частых распрях князья, естественно, старались привязать к себе дружинников разными льготами и милостями, но бояре часто злоупотребляли своим правом совета и, вероятно, из личных целей, поддерживали раздоры князей. Так, по случаю войны между Глебовичами в 1186 г., намекается на бояр, которые их перессорили, далее летопись упоминает о «проклятых думцах Глеба и Константина», замысливших избиение братии. Не знаем, до какой степени простиралось усердие бояр к рязанским князьям во время их борьбы с Суздалем, по крайней мере, мы видим, что они терпеливо разделяют участь последних и вместе с ними томятся во владимирских темницах. Припомним те немногие имена рязанских бояр дотатарского периода, которые сохранились в источниках. Во-первых, наше внимание привлекают несколько тысяцких. Нам известно четверо: один из них Константин в 1148 г. побил многих половцев, спасавшихся бегством; но остальные трое памятны только своей несчастной судьбой. В 1135 г. убит был в Рязани тысяцкий Иван Андреевич по прозванью Долгий. Двадцать лет спустя то же самое случилось с Андреем Глебовым в Рязанском Белгороде; его умертвили ночью родственники. В 1209 г. убит третий тысяцкий Матвей Андреевич в Кадоме. ^[93] Такое убийство тысяцких может намекать на какое-нибудь более общее явление, нежели просто личная вражда. Очень вероятно, что при обособлении Рязанского княжества, дело не обошлось без глухой борьбы между усиливающейся княжеской властью и такими земскими начальниками, каковы были тысяцкие. Далее из рязанских бояр упоминаются: Ивор Мирославич, воевода, взятый в плен на берегах Влены; Дедилец и Борис Куневич, которые склоняют владимирцев по смерти Боголюбского призвать на княжение Ростиславичей. На Колакше вместе с князьями попались в плен, кроме Дедильца, Яков Деденков и Олстин; последнее имя обнаруживает варварское происхождение. Нет сомнения, что варварский элемент был в рязанской дружине сильнее, нежели в других княжествах по близкому соседству с кочевниками. Но, кроме этих бледных лиц, рязанская старина может указать и на те образцы русских витязей-богатырей, на которых любит останавливаться народная фантазия. Таков рязанский богатырь Добрыня Златой Пояс (прозвание его, вероятно, указывает на великолепие доспехов). Не находя дома достаточной пищи своему разгулу, он, подобно витязям Владимира Красное Солнце, отправляется искать славы в другие концы Руси; является в стане Константина Всеволодовича при Липицах вместе с Александром Поповичем и Нефедьем Дикуном, а спустя восемь лет складывает свою голову на Калке, опять вместе с Александром Поповичем. ^[94] Сказание о нашествии Батыя рисует перед нами более ясный и поэтический образ Евпатия Коловрата, у которого необыкновенная доблесть соединена с трогательной любовью к родине. То же сказание рядом с вероломным боярином, который известил Батыя о редкой красоте княгини Евпраксии, представляет образец верности и преданности своему князю в образе Аполоницы, дядьки юного Феодора Юрьевича. Переходя к материальному быту народонаселения в данную эпоху, мы не находим никаких точных известий на этот счет и должны ограничиться несколькими общими выводами. Занятия сельских жителей, конечно, определялись характером страны. Не знаем, какие успехи сделало земледелие до XIII в., однако, нет сомнения, что оно доставляло главный источник пропитания там, где между лесами залегали тучные поля. Скотоводство было развито особенно в южных частях княжества, в лесах производились пчеловодство и звериная ловля, озера и реки доставляли большое количество рыбы.