Мистика древних курганов - Евгений Яровой Страница 23

Как мы и ожидали, под каменным закладом, одна из плит которого изображала голову быка в профиль, оказалось захоронение. В неглубокой яме почти овальной формы лежал в скорченном положении на левом боку костяк взрослого мужчины. Керамики в этом захоронении не оказалось, но возле погребенного на дне ямы находились два кремневых орудия: вкладыш серпа прямоугольной формы с двумя рабочими лезвиями и наконечник стрелы уплощенно-пулевидной формы, вся поверхность которого была искусно обработана мелкой ретушью. Как показал лабораторный анализ, стрела несколько раз использовалась по назначению, и ее наконечник носил следы ударов в мягкие ткани человека или животного. Стало ясно, что погребенный здесь мужчина был не только мирным земледельцем и охотником, но, возможно, и воином, вынужденным защищать плоды своего труда. Все кремневые орудия лежали на большом куске ярко-малиновой охры у лицевой части черепа.

Но в этом захоронении была сделана еще одна находка. Когда уже зачистка подходила к концу, за спиной мужчины, под тростниковым тленом, на дне неожиданно появилась крупная роговая кость, частично уходящая под ребра погребенного. При ее внимательном осмотре стало ясно, что здесь находилось какое-то массивное орудие, изготовленное из кости животного. Однако его сохранность была настолько плохой, что влажная кость рассыпалась не только от прикосновения самой мягкой кисточки, но даже от дуновения ветра. Спасти изделие не представлялось возможным. Но правила научной методики запрещают выбрасывать что-либо из находок, и мы на всякий случай решили эту кость законсервировать. При этом я был совершенно уверен, что восстановить ее никогда не удастся.

К удивлению присутствующих, на раскопе неожиданно появился чистый носовой платок, которым бескорыстно пожертвовала ради науки одна из работавших у нас московских студенток. Этим платком мы аккуратно обложили зачищенную часть орудия, а затем укрепили ее сверху жидким раствором гипса. Когда гипс затвердел, находка была осторожно вырезана из земли вместе с небольшим монолитом глины под ним. После этого ее тщательно завернули в несколько слоев ваты и плотной бумаги. Получился весьма внушительный по размерам сверток, в несколько раз превышавший само изделие. Однако развернуть его и поинтересоваться содержимым ни в экспедиции, ни позже — уже в Кишиневе — никто не решился: слишком мало было шансов на сохранность этой хрупкой находки. В научном отчете она была описана как костяное орудие из рога животного. Еще в поле все сотрудники экспедиции сошлись во мнении, что, скорее всего, в погребении находилась крупная роговая мотыга для обработки земли, которые иногда встречаются в синхронных захоронениях. Лишь спустя полгода открылась наша ошибка…

Обычно перед выездом в поле археологи обязаны написать научный отчет о полевых исследованиях минувшего года, а обнаруженные и реставрированные находки сдать в фонды Археологического музея. Поэтому когда настал срок передавать григориопольскую коллекцию в музей, было решено окончательно установить судьбу этой хрупкой «мотыги». Несколько месяцев после окончания экспедиции она пролежала на стеллаже в археологической лаборатории. Со сложным чувством я разворачивал пакет, ожидая увидеть костяную труху вместо изделия. Но когда пакет был осторожно развернут, то я увидел множество очень мелких фрагментов кости, перемешанных с материковой глиной. Но теперь уже положение представлялось не столь безнадежным, как в экспедиции. В сухом и теплом подвале лаборатории кость хорошо просохла и, хотя по-прежнему оставалась очень хрупкой, уже не рассыпалась в руках. Но самым неожиданным оказалось то, что в ней находился… металл! Некоторые фрагменты орудия были даже окрашены им в красивый бирюзовый цвет. Значит, мы нашли древнейший металл — металл медно-каменного века! Только сейчас стало ясно, что потерять подобную находку было бы непростительно.

Ее восстановление было поручено единственному реставратору в Академии наук Сергею Курчатову. Увлекшись археологией уже в зрелые годы, он бросил весьма денежную специальность и решил профессионально заняться наукой, посвящая все свое рабочее и даже свободное время лишь книгам и реставрации. Результатом подобного образа жизни явились принципиальные холостяцкие убеждения и тяжелый непредсказуемый характер. Но одновременно Сергей стал и уникальным мастером-самоучкой, к помощи которого стали прибегать даже признанные научные авторитеты. Будучи еще лаборантом, он с блеском справлялся с самыми сложными заданиями и возвращал из небытия практически полностью разрушенные изделия.