Виктор Лягин. Подвиг разведчика - Александр Бондаренко Страница 23

Уход, как это называется, сотрудника к противнику — то есть предательство, измена — не только серьезный моральный удар по спецслужбе. Не нужно забывать, что разведчик знает и, соответственно, может расшифровать и каких-то своих коллег, причем чем выше его служебное положение, тем большее количество людей он знает. К тому же на связи у него находятся агенты, нередко весьма ценные; да и вообще, если разведка заваливает своих помощников, то потом с ней мало кто согласится работать… Поэтому в случае ухода сотрудника срочно приходится выводить всех связанных с ним людей — нелегальных разведчиков и сотрудников, не имеющих дипломатического иммунитета, агентуру, консервировать связи, прекращать проводимые операции.

Так что это еще вопрос, от чего было больше ущерба — от репрессий или от предательства.

Конечно, определенная связь между этими двумя явлениями была, но все-таки многих людей даже угроза смерти не могла толкнуть на предательство. Разведчики, которых под теми или иными предлогами отзывали на родину, нередко знали заранее, что их ожидает — но все равно возвращались. Одни — в надежде оправдаться, другие — понимая, что лучше умереть честным человеком, нежели жить предателем.

А вообще, как известно, «уходы» разведчиков происходили в разные времена и в спецслужбах различных стран — и не столь, наверное, важно, чем именно их пытались оправдать.

Павел Судоплатов писал: «Побеги тоже парализовали нашу работу, они также спровоцировали репрессии, ускорили падение Ежова, но, к сожалению, стали веским доводом для Сталина, переставшего доверять работникам разведывательного аппарата, в особенности его руководству, которое давало положительные оценки работе Орлова-Никольского, Кривицкого и другим».

И все же, сколько замечательных разведчиков погибло тогда непонятно за что, сколько судеб оказалось переломано! А ведь мир уже буквально вплотную подошел ко Второй мировой войне, и каждого человека, занимавшего крепкие позиции «там», то есть за кордоном, следовало ценить на вес золота, если не еще дороже. Получаемая из разведывательных источников информация помогала не только выяснить планы держав «оси» — то есть Германии, Италии и Японии, но и понимать политику, проводимую ведущими государствами Запада — Англии, Соединенных Штатов, Франции — как по отношению к потенциальному агрессору, так и к тем странам, которые могут подвергнуться первому удару, и прежде всего, разумеется, к Советскому Союзу. Тем более что «первый звонок» в деле перекройки Европы уже прозвучал: в марте 1938 года в состав гитлеровского рейха была включена Австрия…

Однако людей, с риском для жизни добывающих важнейшую информацию, у нас не ценили. Даже совсем наоборот! Судьбы многих из них оказались не по заслугам трагичны. Видимо, имеет смысл рассказать о некоторых из этих людей, бывших фактически предшественниками Виктора Лягина, Павла Фитина и прочих разведчиков тогдашнего «молодого поколения», а также о тех задачах, которые им приходилось решать…

Майор госбезопасности Борис Яковлевич Базаров родился в 1893 году. В 1914-м окончил Виленское пехотное училище и во время мировой войны командовал взводом и ротой в 105-м пехотном Оренбургском полку, сражавшемся с немцами в Восточной Пруссии. В 1921 году Базаров поступил в органы ОГПУ и работал на Балканах, в Болгарии и в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (будущей Югославии) по линии нелегальной разведки.

В те времена, как известно, основной интерес для ИНО представляла белая эмиграция — главный враг Советской республики, а в Королевстве СХС располагалось одно из ее главных гнезд. Можно понять, что там Борис Яковлевич был в полном смысле «своим среди чужих» — для всех окружающих он был таким же офицером, как и они, в чине поручика. Вот только произошедшее в стране разделило этих людей на два непримиримых лагеря. Одни остались с народом, поверившим в обещания большевиков о «рае на земле», другие хотели возвратиться к прежней жизни, в общем-то не желая или не умея понять, что возврата к ней уже нет. Этих людей, навсегда покинувших Отечество, объединяла одна лишь ненависть — какой-то единой платформы в белом лагере давно уже не было: одни хотели возврата самодержавия, другие мечтали о создании демократической республики… Зато их ненависть и озлобление привлекали всех тех, кто хотел погреть руки на бедах России, «приватизировать» (хотя этого лукавого слова в тогдашнем русском языке еще не было) под шумок ее богатства; многих на Западе страшила и та реальная альтернатива буржуазному пути развития, которую предлагал Советский Союз. Поэтому к эмигрантским центрам настойчиво и небезуспешно искали подходы сотрудники самых разных разведок… Нет смысла объяснять, что в случае провала былые товарищи расправились бы с Борисом Базаровым, как с предателем — самым безжалостным образом.

Затем Базаров работал в Вене и в Берлине — причем из столицы Германии он руководил нелегальной резидентурой, работавшей по Франции, а в 1935 году был направлен в Соединенные Штаты Америки, где также возглавил нелегальную резидентуру. За время своих командировок Борис Яковлевич приобрел множество ценных агентурных источников в различных странах, работал очень успешно и результативно, за что одним из первых сотрудников разведки был удостоен звания «Почетный чекист».

Однако в июле 1938 года разведчик был арестован по сфальсифицированному обвинению в шпионаже у себя же на родине, в Советском Союзе, куда он приехал, как ему было сказано, в отпуск — на самом деле это был предлог для отзыва. 21 февраля 1939 года Борис Базаров был приговорен к высшей мере наказания и в тот же самый день расстрелян. Его реабилитировали посмертно в 1956 году.

Капитан госбезопасности Георгий Николаевич Косенко родился в 1901 году. Службу в ВЧК начал в 1921 году красноармейцем, участвовал в уничтожении банд на Северном Кавказе. Затем, с 1924 года, служил в территориальных органах ОГПУ, а с 1933 года — во внешней разведке, был заместителем резидента в Харбине — столице оккупированной японцами Маньчжурии и центре белой эмиграции на Дальнем Востоке. Благодаря своим серьезным агентурным позициям Косенко сумел выявить десять вооруженных отрядов, подготовленных белогвардейцами и японцами к заброске на советскую территорию, — насколько мы знаем, такие банды довольно часто пытались пересечь наши дальневосточные рубежи, и порой небезуспешно…

Гораздо менее известен другой факт: с эмигрантами, используя их возможности, сотрудничала не только японская — местная, так сказать, — разведка, но и спецслужба такого «заклятого друга» России, как Польша. Несмотря на то что Харбин и Варшаву разделяют семь тысяч километров, здесь, под руководством некоего Шмидта, успешно работал субцентр подрывного польского центра «Прометей», существовавшего «под крышей» легендарной «двуйки» — 2-го отдела Главного штаба польской армии, занимавшегося разведкой и контрразведкой. «Прометей» работал с российской эмиграцией буквально по всей границе СССР, не только занимаясь разведывательной и подрывной деятельностью, но и подготавливая террористические акты против советских руководителей — особенно на Украине, весьма сильно интересующей поляков. Однако и Дальний Восток, повторим, пребывал в сфере польских интересов: достаточно уточнить, что там была так называемая «Маньчжурская организация Исхаки», занимавшаяся чисто разведывательной деятельностью, и для нее из бюджетов «двуйки» и польского министерства иностранных дел отпускалось в год по 18 тысяч злотых, что равнялось 3600 американским долларам. (Чтобы перевести эту сумму на современные «баксы», ее нужно умножить во много раз.)