Персидский фронт (1909-1918). Незаслуженно забытые победы - Алексей Шишов Страница 23

Наград за Персидский поход удостоились и несколько артиллеристов. Во 2-м Кавказском стрелковом артиллерийском дивизионе это были: командир 2-й батареи подполковник Григорий Буженицкий (мечи и бант к уже имеемому ордену Святого Владимира 4-й степени), капитан Николай Семенов (орден Святого Станислава

2-й степени с мечами) и поручик Владимир Сопов (орден Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом).

В 3-м Кавказском батальоне, участвовавшем в Персидской экспедиции, были награждены три офицера: капитан Митрофан Корнилов, поручик Павел Невраев и подпоручик Федор Петров.

В других воинских частях число награжденных офицеров заметно уступало полкам, дивизиону и батальону, указанным выше. Причиной этого стало то, что эти воинские части по воле судьбы оказались в самом пекле революционных, антишахских выступлений, выполняя при этом роль орудия власти и законности. И отстаивая при этом российские интересы на земле сопредельного государства, «лишая его враждебности к империи», то есть к соседней России.

Среди тех, кто удостоился Золотого (Георгиевского) оружия — сабли с Георгиевским темляком, был Николай Федоренко, кубанский казак из станицы Славянской, выпускник Ставропольского казачьего юнкерского училища. Участвовал в Русско-японской войне, будучи офицером Терско-Кубанского и Дагестанского полков. Георгиевским кавалером стал в 1911 году, в ходе Персидского похода, в котором исполнял должность начальника консульского конвоя.

В Первой мировой войне Н.А. Федоренко — штаб-офицер

2-го Уманского полка. Был награжден орденами Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», Святой Анны и Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом, Святой Анны и Святого Станислава 2-й степени с мечами, Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом. В Гражданской войне командовал Корниловским конным полком Добровольческой армии, погиб в бою под станицей Михайловской на Кубани.

Когда эти награждения состоялись, царский наместник на Кавказе граф И.И. Воронцов-Дашков отправил в Царское Село следующее благодарственное сообщение:

«Его императорскому величеству.

Войска Тавризского отряда, выслушав всемилостивейшую телеграмму Вашего Императорского Величества, просят повернуть к стопам Верховного Вождя Русской армии чувства беспредельной любви и преданности и твердую решимость в каждую минуту снова отстоять кровью честь Русской армии во славу обожаемого Монарха нашей Родины».

В отчете за 1910 год о действиях русских экспедиционных войск в Персии, составленном генералом А.В. Самсоновым для штаба Кавказского военного округа и доклада выше, говорилось следующее:

«.. Мы всегда стремились поскорее вернуть наши войска обратно (в Россию. — Л.Ш.). Местное население, не разбираясь в тонкостях политических соображений, всякий раз видит в этом якобы нашу слабость, наше поражение…

Азиат покоряется только силе и никаких других высших, а тем болеё гуманных и рыцарских соображений, не понимает».

Самосоновский отчет из Тифлиса был отправлен в Санкт-Петербург. Император Николай II, ознакомившись с документом из канцелярии своего наместника на Кавказе, собственноручно написал на нем одно-единственное слово:

«Верно».

Россия, как казалось со стороны, «завязла» в революционных событиях в Персии 1911–1912 годов. Ей пришлось увеличить численность своих экспедиционных войск. На территорию соседней страны вводятся дополнительные полки и отдельные сотни Кубанского, Терского и Семиреченского казачьих войск, артиллерия, несколько стрелковых батальонов. Шаху в тех событиях на свою многотысячную армию рассчитывать не приходилось. И даже, наоборот, опасаться.

Серьезные нападения иранских революционеров на русские воинские отряды случались только в северных городах, Тавризе и Реште. Боев с фидаями и просто с шайками самых заурядных местных разбойников случалось много, но все они отличались скоротечностью и больше напоминали вооруженные стычки. Постепенно движение революционеров-фидаев сошло на убыль, и наконец шахская администрация оказалась способной сама бороться с их остатками.

Теперь у Санкт-Петербурга и Тифлиса иранских забот стало намного меньше, но военных не умалялось. В декабре 1911 года российский военный министр В.А. Сухомлинов докладывал председателю Совета министров В.Н. Коковцеву о положении дел в Персии следующее:

«…Считаю настоятельно необходимым скорейшую выработку указаний для действий войск в Персии, а также для усиления их. Для сей последней цели необходимо или немедленное объявление частичной мобилизации войск КавВО или же перевозка на Кавказ потребного числа не мобилизованных войск из Европейской России».

Это было то указание военного министра, которое в следующем, «тревожном» году пришлось исполнять новому начальнику штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанту Н.Н. Юденичу. В Закавказье дополнительные войска перебрасывать не стали, приказав обойтись собственными, прежде всего казачьими силами.

В «силовом» отношении ситуация по ту сторону российско-иранской границы почти не менялась, власть шаха для окраин страны значила мало. Тот же В.Н. Коковцов, как глава Кабинета министров России, получил и донесение из Тифлиса от генерал-адъютанта графа И.И. Воронцова-Дашкова. В нем с тревогой отмечалось следующее:

«Российский генеральный консул в Азербайджане (Иранском Южном Азербайджане. — А.Ш.) указывает на факт пребывания в настоящее время в пределах Персии значительного числа русских подданных армян, грузин, татар (азербайджанцев), участвовавших в революционном движении в России, а затем скрывшихся в Персии, где они играют руководящую роль в происходящей там смуте».

Тогда еще не было такого понятия, как экспорт революции. Но то, что революционеры, организаторы стачек на Бакинских нефтепромыслах и крестьянских «красных сотен» грузинской Гурии, во-оружейных швейцарскими винтовками, закупленными японскими дипломатами для взрыва России изнутри во время войны 1904–1905 годов, нелегально перебрались в соседнюю Персию и пополнили ряды фидаев, являлось именно экспортом революции.

Царский наместник Воронцов-Дашков в декабре 1911 года добивался от столицы санкционирования самых решительных действий со стороны русских экспедиционных войск. В телеграмме из Тифлиса в Санкт-Петербург он требовал от начальства Генерального штаба:

«.. Дерзкое нападение на наш отряд в Тавризе и истязание раненых требуют примерного возмездия, почему полагаю предложить генералу Воропаеву… взорвать цитадель и учредить полевой суд, в котором судить всех зачинщиков нападения, виновных в истязании раненых…

Приговоры немедленно приводить в исполнение…

Безусловно, необходимо взыскать с населения Тавриза значительную денежную сумму для обеспечения семейств убитых и раненых…

Признаю необходимым такие же меры применить в Энзели, Реште и других пунктах Персии, где были случаи оскорбления и убийства русскоподданных».

Такое «вхождение» российской стороны во внутренние дела шахской Персии вызывало естественное неудовольствие со стороны союзников Санкт-Петербурга по Антанте. Прежде всего их «заботило» наличие русских войск в этой стране и особенно их присутствие в Иранском Курдистане, на границе с Турцией (Месопотамией, современным Ираком, бывшим тогда арабскими провинциями султана. — А.Ш.). Не случайно в одном из донесений военных агентов (военных атташе), поступившем в Тифлис, в окружной штаб, сообщалось следующее: