Армия, которую предали. Трагедия 33-й армии генерала М. Г. Ефремова. 1941-1942 - Сергей Михеенков Страница 23

Язык сообщил: атака назначена на утро 1 декабря. Летчики подтвердили сообщения наземной разведки. Двойной удар фон Клюге. Трагедия 479-го полка. Уроки Жукова и сталинские лопаты. Как попал в плен полковник Лещинский. Немцы наращивают удар. Полосухин приходит на помощь. Бросок на Алабино. Командарм вводит в бой свои резервы. Помощь Жукова. Полки и батальоны дерутся в полуокружении. Немцы выдохлись. Трофеи

Ночью 29 ноября разведчики 113-й стрелковой дивизии успешно, без стрельбы, миновали нейтральную полосу, проползли мимо постов и углубились в территорию, занимаемую противником. Там, в ближайшей деревне, захватили немца, скрутили его и через несколько часов, когда уже светало, приволокли языка к своим окопам. Немец, как и большинство пленных, оказавшись в тепле жарко натопленной штабной землянки, где его еще и угостили горячим чаем, оказался словоохотливым и показал, что он из 92-го разведывательного батальона 20-й танковой дивизии, что дивизия основными своими частями из второго эшелона выведена к передовой линии и изготовилась для грандиозного наступления, цель которого – окончательный разгром русских и решительный бросок на Москву. Атака по фронту 33-й армии намечена на раннее утро 1 декабря. Выслушав немца, командир дивизии полковник Миронов тут же распорядился привести в полную боевую готовность все подчиненные ему подразделения, заминировать проходы, выдать бойцам противотанковые гранаты и бутылки с КС. Начальнику штаба майору Сташевскому приказал немедля отправить языка в штаб армии вместе с копией протокола допроса и всем, что при нем было обнаружено.

Генерал Ефремов допрашивал немецкого разведчика тоже недолго и отправил его срочным транспортом в Перхушково, до которого от Яковлевского было немногим более 30 километров. Таким образом, вскоре информацию о готовящемся грандиозном наступлении, окончательном и решительном, знал и генерал армии Жуков.

Отослав языка в штаб фронта, генерал Ефремов срочно затребовал всю информацию о наблюдении за противником в последние сутки. Из всех дивизий поступали примерно одни и те же сведения: никаких существенных изменений, редкий беспокоящий орудийный и минометный огонь.

– Есть ли что необычное? – спросил командарм своего начальника штаба.

– Есть и кое-что необычное, – ответил Кондратьев. – В период с десяти до двенадцати часов тридцати минут над расположением полков 222-й пролетели одиночные самолеты. Ни окопы переднего края, ни позиции артиллеристов, ни тылы не атакованы. Против обыкновения, не ответили и на стрельбу из траншей. Таким образом, можно сделать вывод, что противник произвел авиаразведку глубиной до 15–20 километров в направлении на Кубинку и Минское шоссе.

Картина стала более ясной, когда о наблюдениях сообщили из 110-й стрелковой дивизии: в населенных пунктах близ передовой слышна работа танковых двигателей, немцы усилили патрулирование по западному берегу Нары, активизировались на плацдармах, захваченных ими накануне.

В следующую ночь за реку на немецкий берег были направлены новые разведгруппы. Каждый полк послал в поиск по одной-две группы. Характерно, что полностью поставленную задачу не выполнила только одна. Как правило, немцы обнаруживали разведчиков еще на нейтральной полосе и открывали минометный и пулеметный огонь, после чего разведчики уползали назад, уволакивая своих убитых и раненых товарищей. Немцы успели хорошо отладить систему боевого охранения, и наши разведывательно-диверсионные группы уже не могли так легко, как прежде, проникать в их расположение. К тому же наши группы действовали по шаблону: выходили, как правило, в одно и то же время, большим составом, двигались одними и теми же маршрутами. Неудивительно, что их боевая работа вскоре перестала давать сколько-нибудь реальные результаты. Успеха добивались там, где ломали шаблон, умело меняли тактику действия групп, как, например, в 113-й стрелковой дивизии генерала Миронова.