Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники - Александр Доманин Страница 22

Есугэй, бесспорно, был великолепным воином и, видимо, достаточно толковым военачальником, о чем свидетельствует и его специфическое прозвище «багатур», которое обычно присваивалось выдающимся степным витязям и военным вождям. Правда, к моменту рождения своего первенца он еще явно занимал подчиненное положение. В непрерывных битвах с татарами, последовавших за смертью Амбагай-хана, военачальником монголов был Кадан-тайши, которого также именовали и Кадан-багатур. Так обстояло дело и в приснопамятном походе, предшествовавшем рождению Темучина. Кадан пользовался немалым авторитетом, однако вскоре был отравлен кераитским Гурханом ^[36], дядей небезызвестного Тогрила (Ван-хана). Очевидно, это произошло почти в одно время со смертью Хутулы, ибо через короткое время был созван совет для определения нового монгольского лидера. Совет так и не смог остановиться на единой кандидатуре, хотя и определил довольно узкий круг претендентов, в котором на первых ролях выступали Есугэй-багатур — как военный вождь, и будущий злой гений Темучина, Таргутай-кирилтух ^[37] — как вождь родовой. Вплоть до смерти Есугэя этот властный конфликт так и не был разрешен; более того, из некоторых глухих намеков, имеющихся в источниках, можно понять, что в последний год жизни Есугэя он серьезно обострился, что, возможно, послужило катализатором и всех позднейших событий. Но, во всяком случае, можно достаточно уверенно сказать, что Есугэй-багатур вряд ли был «властелином сорока тысяч кибиток». Скорее, его следует назвать первым среди равных. На его авторитет работали воинские таланты и, в особенности, побратимство с могущественным вождем кераитов Тогрилом, которому Есугэй дважды помог вернуть утраченный было престол кераитского ханства. Против — сравнительно невысокое место в родовом старшинстве и почти очевидная слабость как политика. Пока Есугэй был жив, статус-кво сохранялся, но с его смертью хрупкое равновесие рухнуло, и его семья оказалась у разбитого корыта.

* * *

А сейчас наступило время обратиться к самой спорной и сложной проблеме. Это вопрос о дате рождения Темучина и тесно связанные с ним трудности в определении монгольской хронологии доимперского периода и тема так называемых «темных лет» — то есть, того промежутка в монгольской истории, который составляет, по разным оценкам, от десяти до восемнадцати лет, когда, если верить монгольским источникам, в монгольской степи не происходило абсолютно ничего. Нужно отметить, что этому предмету посвящены, в буквальном смысле, тысячи страниц в монголоведческих трудах, однако к общему мнению современным исследователям прийти так и не удалось.

Вся разноголосица мнений и аргументов в целом сводится к трем основным датам рождения будущего «Потрясателя Вселенной» — 1155-й, 1162-й и 1167-й годы. Существуют, впрочем, и совсем фантастические — 1182-й и даже 1186-й годы, но такие датировки противоречат уже точно установленной хронологии и серьезными исследователями не рассматриваются. Что же касается трех указанных дат, то каждая из них базируется на своей группе источников, и полностью отвергнуть какую-либо из них не представляется возможным. Однако, если основываться на тщательном анализе всех фактов, приводимых источниками, включая и косвенные, можно определить наиболее вероятную дату рождения Чингисхана.

Начнем с самой ранней. Она базируется главным образом на свидетельстве Рашид ад-Дина, который утверждает, что на момент смерти (1227 г.) Чингисхану исполнилось семьдесят два года. Однако у самого же иранского историка в другом месте указана совсем иная дата — 1152–1153 годы. В то же время он уверенно заявляет, что будущий повелитель монголов появился на свет в год Свиньи, что соответствует 1155 году (или, что немаловажно, 1167 г.). С мнением Рашид ад-Дина, как крупнейшего авторитета, приходится считаться, но целый ряд обстоятельств делает его хронологию довольно сомнительной.

Конечно, следует обратить внимание на то, что у Рашид ад-Дина в «Сборнике летописей» имеется масса неточностей и прямо противоречащих друг другу фактов. Путаница в родственных и племенных связях, да и датировке событий в этом знаменитом труде присутствует постоянно. Примеров противоречивых данных буквально сотни (!), что в принципе только доказывает, что этот труд создавался несколькими людьми, использовавшими разные первоисточники, а Рашид ад-Дин был только сводчиком и редактором, хотя, несомненно, талантливым. Отсюда вполне логично сделать вывод, что один из «литературных негров» персидского визиря имел перед глазами документ, позволяющий отнести рождение Темучина именно к 1155 году. В XIV веке, когда составлялся «Сборник летописей», уже, разумеется, не оставалось прямых свидетелей. Нужно было опираться на письменные свидетельства современников Чингисхана. Между тем, в «Сокровенном Сказании», самом информативном источнике по раннемонгольской истории, к тому же написанном очевидцем, особо приближенным к Чингисхану, нет упоминаний о дате его рождения. Но все же одна такая датировка имеется в другом сочинении, написанном при жизни Чингисхана. Речь идет об отчете посла Сунской империи Чжао Хуна, уже известном нам «Мэн-да бэй-лу» («Полном описании монголо-татар»). Чжао Хун, ссылаясь на слова одного из главных военачальников Чингисхана, Мухали, пишет, что хан монголов родился в 1155 году. И с большой долей уверенности можно говорить, что именно из «Мэн-да бэй-лу» рашид ад-диновский составитель и взял эту дату. Фактически, только у Чжао Хуна приводится этот год рождения. Но сегодня большинство исследователей относится к «Мэн-да бэй-лу» достаточно скептически. Масса сведений сообщаемых там, является прямой ложью или сборником нелепиц. Следует помнить, что Чжао Хун на деле выполнял и функции шпиона, что часто входит в обязанности послов. Монголы прекрасно об этом знали и потому постоянно скармливали «страшно далекому» от них конфуцианскому чиновнику разного рода дезинформацию, преследуя при этом свои цели. Никакой возможности перепроверить слова Мухали у Чжао Хуна не было, приходилось верить на слово. И таким образом, единственным реальным аргументом в пользу датирования рождения Чингисхана 1155-м годом являются слова умного монгола, обращенные к китайскому шпиону, к тому же совершенно не понимающему ни монгольского образа жизни, ни самих монголов. И, вполне вероятно, 1155 год стоит в одном ряду с массой других ложных сведений, которыми пестрят страницы труда Чжао Хуна. Можно, конечно, возразить, что для Мухали не было особого смысла лгать именно в этом вопросе, казалось бы, ничего не решающем, однако легко можно привести по крайней мере два соображения. Первое: Мухали по неким известным лишь ему причинам специально завысил возраст Чингисхана, зная, что сообщение об этом пойдет к сунскому императору. Скажем, для того, чтобы еще более подчеркнуть опытность хана как полководца. И второе: Мухали мог просто не знать настоящего возраста своего хана — а у монголов это было в порядке вещей, о чем, кстати, пишет и сам Чжао Хун — но, разумеется, он не мог признаться в этой своей неосведомленности послу китайского императора.

Таким образом, датировка Рашид ад-Дина, по-видимому, целиком базируется на этом чрезвычайно ненадежном свидетельстве китайского посла. И в этом смысле никак нельзя утверждать, как делают это некоторые современные исследователи, что дата рождения Чингисхана, приведенная в «Сборнике летописей», подтверждается данными «Мэн-да бэй-лу». Такое утверждение, выражаясь простым языком, ставит телегу впереди лошади. К тому же констатация Чжао Хуна противоречит другим, также китайским источникам, написанным с куда большим знанием дела и относящим рождение Чингисхана к 1162 году.