Тайны смерти русских писателей - Виктор Еремин Страница 22

Есть ли тайна в казни пяти вождей восстания 14 (26) декабря 1825 г. Бесспорно, есть. И весьма серьезная и неожиданная, о ней мало кто говорит и мало кто задумывается. Однако для того, чтобы попытаться вникнуть в саму постановку вопроса, читателю придется непредвзято посмотреть на Николая I и на все семейство Романовых того времени.

Поясню на примере. Легенду о «мании величия» работавшего в течение 30 лет на износ по 16–18 часов в сутки (говоря современным языком: практически без отпуска и без выходных) императора Николая I его обличители конструируют преимущественно на основании двухтомника французского аристократа маркиза Астольфа де Кюстина (1790–1856) «Записки о России» да на нескольких мимоходом брошенных, ни к чему не обязывающих фразочках любимых наших A.C. Пушкина и Л. Н. Толстого. Обширная мемуарная литература современников императора, напрочь опровергающая такую трактовку его личности, в расчет не берется — авторы не столь авторитетны или считаются ангажированными.

Маркиз де Кюстин, широко известный своими гомосексуальными похождениями и не раз битый за это в Европе, в 1839 г. в поисках любви направил стопы в Россию и был глубоко разочарован. В свое время Екатерину II весьма обеспокоила возможная бисексуальность будущего императора Александра I, потому ею своевременно были приняты радикальные меры, и с тех пор гомосексуализм при императорском дворе хотя и не преследовался (вспомним Ф. Ф. Вигеля или С. С. Уварова), но и не приветствовался. Так что отношение к де Кюстину в России оказалось весьма двойственное, а он, по слухам, был влюблен в самого Николая I.

В отместку по возвращении домой маркиз сочинил два тома «Записок о России», переполненные всевозможными инсинуациями, какие только можно было сочинить о нашей стране и о нашем народе. Книга традиционно была с восторгом принята европейскими интеллектуалами. По сей причине и поскольку до революции в России эта книга не издавалась, отечественная интеллигенция, как это обычно и бывает, провозгласила ее шедевром и вершиной истины о николаевском времени, обличением дикости, варварства и затурканности нашего народа. К примеру, русский историк Василий Васильевич Нечаев (1861–1918) без тени сомнения написал: «Добросовестность Кюстина, конечно, стоит вне всяких сомнений»!

Если мы отложим в сторону труды либеральных мемуаристов и всевозможных аналитиков, но почитаем личную переписку Николая I, то неизбежно признаем глубокий ум, совестливость и высокий аналитический талант российского императора. Правда, общепринято определять их как хитрость и коварство «прапорщика» на престоле (от пушкинского: «В нем много прапорщика и немного Петра Великого»). Хотя ум, коварство и хитрость никогда не перекрывали друг друга и в человеке наличествуют обычно сами по себе и даже независимо.

С другой стороны, невозможно отрицать благородство и романтичность души императора. Только наивные люди, к примеру, могут полагать, что прославленные декабристки стали бы декабристками сами по себе, повинуясь лишь зову собственного сердца. Не было бы на российском престоле благородного императора, будь это, скажем, в любой иной европейской державе — первым же таким дамочкам, не считаясь с титулами, задрали бы юбчонки и выпороли так, что всю оставшуюся жизнь садились бы на это место с превеликим опасением. Не власти выпороли бы, а собственные родители и родичи с подачи властей — чтобы был сохранен соответствующий имидж. Николай I и его жена Александра Федоровна (1798–1860) лично приняли у себя первую же собравшуюся следом за мужем Екатерину Ивановну Трубецкую (Лаваль) (1800–1854) и после долгой беседы не только согласились на ее отъезд, но императрица даже высказала восхищение супружеской верностью княгини. Это уже потом, задним числом, гениальный Алексей Николаевич Некрасов сочинил восхитительную по образности поэму «Русские женщины», на основании которой подавляющее число наших соотечественников и знают о «мучениях» жен декабристов и о «коварстве» и «гнусности» Николая I. Алексею Николаевичу фантазии его простительны, таков был характер творца — он во всем видел преимущественно печальное и тоскливое. Поэт и о муках волжских бурлаков написал потрясающе ярко, только не упомянул, что их работа была чуть ли не самой высокооплачиваемой в России и попасть в бурлаки мог далеко не каждый желающий. Или вспомните знаменитое: