Тайны смерти русских писателей - Виктор Еремин Страница 21
Тайны смерти русских писателей - Виктор Еремин читать онлайн бесплатно
Мне пришлось столь основательно остановиться на проблеме интеллигенции по той причине, что трагедия Радищева во многом связана именно с ее неотторжимыми свойствами. И хотя я категорически отрицаю принадлежность Александра Николаевича к этой социальной группе, тем паче отрицаю утверждения, будто он является первым интеллигентом России, но при этом не могу отвергать очевидное относительно причин его самоубийства. Это второй из известных нам по счету после сушковского чисто интеллигентский суицид в России.
Недавно я услышал, что интеллигентов (преимущественно из «высшей» интеллигенции) нынче называют шестиухими. Расшифровка проста: у каждого интеллигента одна пара ушей своя, но за ними непременно выглядывают уши маркиза де Сада и Фридриха Ницше, которые сидят в его голове априори, а вполне возможно, что именно благодаря этой засевшей там парочке человек и становится интеллигентом. Конечно, не о физиологии разговор, вернее, не столько о физиологии, сколько преимущественно о философских постулатах, ими сформулированных. Маркиз де Сад с его идеей двух сословий, какие только и есть в человеческом обществе, — сословие рабов и сословие властителей — и с законом Договора, согласно которому Природа договаривается с Богатством и дарует ему все существующие формы разврата — все властители «порочны в добродетели» и «добродетельны в пороке». Фридрих Ницше с его аксиомой «Бог умер!» и с учением о герое-интеллектуале, о сверхчеловеке-интеллигенте, единственном, кто может спасти Корабль дураков, олицетворяющий весь мир и человечество в целом.
Иными словами, интеллигенты всегда видят неизбежные и тысячекратно выявленные как неизбежные и закономерные пороки власти, осуждают их и в зависимости от своего положения в данной системе государства либо возмущаются, либо оправдывают их. С другой стороны, как «сверхчеловеки» (речь, конечно, идет о «высшей» интеллигенции), они всегда «знают», что надо делать, чтобы избавить общество от этих пороков и зла власти, но, как правило, только в теории, которая на словах выглядит очень привлекательно, а на деле либо не осуществима, либо идеализирована и в действительности несет тем, кого берется облагодетельствовать интеллигент, еще худшую власть, помноженную на великие человеческие муки и страдания. Однако последнее обычно считается неизбежной жертвой, которую обязана принести облагодетельствованная толпа, ибо она просто не понимает, что благодетель борется во имя ее счастья и свободы, его просто неверно понимают одни и обманывают другие.
Ю. М. Лотман, как и любой культурный человек, отличный знаток учения Ф. Ницше, тонко отметил, что Радищев вслед за творцами европейского Просвещения одним из первых осознал всеобъемлющую глупость человечества и невозможность изменения положения людей к лучшему посредством обращения за поддержкой к массам или путем их образования. Однако при этом Александр Николаевич, как и весь разумный мир, находился в начале этого постижения, а потому был романтик. Ему не довелось понять, что его последователи подчинены тем же законам природы, что в их среде такое же процентное содержание дураков, что и во всем обществе, что по мере роста их числа будет расти и число дураков в их среде, пока не достигнет оно критической массы, и тогда сторонники его идей обратятся в еще худших монстров, чем его враги, и добро неизбежно станет еще худшим злом. Потому Александр Николаевич, как романтик, с верой в будущее, порочно отстранившись от личного настоящего, пошел путем древних ариев (в лице древних римлян) — он избрал для себя насильственную смерть как месть злодеям (с его точки зрения) и как призыв к народу о возмездии — а вдруг откликнутся! Наивно, глупо, подло… И при всем при том таков был конец светлейшего душой человека, столкнувшегося с природой людского естества и оказавшегося не в силах ее преодолеть. Над злом властвует только время, но оно никогда не исправляет и не учит, оно лишь позволяет обществу догнить до очередного взрыва кровавой, но всеочищающей революции. А затем все начинается по новой…
Кондратий Рылеев, Или Казнить нельзя помиловать (1795–1826)
1
В Санкт-Петербурге, на Исаакиевской площади, высится всемирно известный шедевр монументального искусства — памятник императору Николаю I. Изготовлен он по проекту создателя Исаакиевского собора архитектора О. Монферрана скульпторами П. К. Клодтом, H.A. Рамазановым и Р. К. Залеманом. Памятник был установлен очень быстро, его открыли уже 25 июля 1859 г., то есть через четыре года после кончины императора.
Туристам обычно говорят, что он славится уникальным инженерным решением: Петр Карлович Клодт (1805–1867) сумел так технически рассчитать центр тяжести скульптурной группы, что впервые в истории конь ее твердо стоит и держит на себе всадника всего на двух небольших опорных точках — на задних копытах, никаких дополнительных подпорок, как на других подобных монументальных произведениях, там нет. Во всем прочем современные искусствоведы памятник критикуют, причем более политически, чем с позиций искусства.
Главный аргумент: Николай I преклонялся перед Петром I и одновременно славился небывалой манией величия, в связи с чем памятник ему установлен на одной оси с Медным всадником с обратной стороны Исаакиевского собора. В чем здесь вина самого покойного императора и откуда взялась история о его «мании величия», вразумительно никто не объясняет, но ось эта не дает покоя уже многим поколениям историков и особенно авторам путеводителей по Северной столице.
Между тем именно идейная составляющая такого местоположения двух знаковых скульптурных символов нашего Отечества необычайно велика. И если Петр I, жестко вздыбив великую державу, залив ее кровью соотечественников и навязав ей власть иноземцев, все же заложил долгосрочные (но, к сожалению, не вечные) основы для процветания Российской империи, то Николай I стал у руля власти в критический период ее истории, когда государство в очередной раз оказалось на краю пропасти, зависло между бытием и небытием и никак не могло найти баланс устойчивого равновесия. Тогда-то именно император, подобно создателям названного памятника, зорко рассчитал точку опоры, силой собственной воли удержал страну от катастрофы и с великим трудом помог ей вернуться к нормальной жизни, пусть исторически и ненадолго, и лишь посредством личной диктатуры, но все-таки… К сожалению, эффектность масштабных реформ и победоносных войн обычно затмевает для праздной публики обыденность кропотливого труда по сбережению уже имеющегося, но это ничуть не умаляет ни достигнутого результата, ни роли личности охранителя в историческом процессе.
Как ни странно это звучит, но Петру I было гораздо легче, поскольку он стоял в начале новой России. Николаю I ужасно не повезло: именно на время его царствования выпала эпоха окончательного оформления страшной гремучей смеси любого социума — национальной бюрократии и национальной интеллигенции. Эта два неизбежных и жизненно необходимых начала любого общества — власть (хотя и корыстная, и самовлюбленная власть преимущественно жлобов и недоумков, но все же власть, ставящая отприродное зло подавляющего большинства людей хоть в какие-то рамки, позволяющие выживать и продолжать род), с одной стороны, и ум (хотя и сосредоточенный в основном в головах самовлюбленных и словоблудливых фантазеров, которые мало знают реалии жизни, но полагают себя пупом земли, а потому основательно склонны к анархии и разрушительству), с другой стороны, — нигде и никогда не могут существовать раздельно или сосуществовать мирно. Но в России, в отличие от других стран и народов, они почему-то если уж колотят друг друга, то непременно стараются прикончить противную сторону насмерть. И это при том, что интеллигент без бюрократа, равно как и бюрократ без интеллигента — каждый обречен на вымирание, ибо два сапога — пара, а без пары им прямой путь на мусорку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments