Фаина Раневская. Психоанализ эпатажной домомучительницы - Элла Вашкевич Страница 22

Бес с размаху плюхнулся в кресло и замер, с подозрением прислушиваясь к скрипу.

— Дружище, тебе нужно бы сменить мебель, — посоветовал он. — Вон, креслице-то уже поскрипывает. Как-нибудь сяду, а оно возьмет и развалится. А вдруг развалится, когда в него сядет нервный пациент? Ты представляешь, какой это будет шок!

— А ты садись аккуратнее, — посоветовал Психолог, взбалтывая ложечкой растворимый кофе в объемистой фаянсовой чашке.

— Аккуратист, — пробурчал Бес и непринужденно взял чашку с кофе из рук Психолога. — Спасибо, это как раз то, чего мне сейчас не хватало.

— Вообще-то, мне тоже, — вздохнул Психолог и достал еще одну чашку. К беспардонности Беса он давно привык, да и не считал нужным устраивать какие-то разбирательства или лекции о правилах поведения из-за чашки кофе. Бес ведь не человек, его не переделаешь.

— Что на этот раз тебя беспокоит? — Бес с наслаждением понюхал кофе, высунул длинный тонкий язык, лизнул горячую жидкость. — Как-то ты подозрительно серо выглядишь. И кофе вот пьешь. Обычно-то все травяными чаями для здоровья организм мучишь.

— Вот то и беспокоит, что ничего не беспокоит, — признался Психолог. — Все ясно, все понятно. Даже как-то подозрительно.

— Это ты о псевдониме, что ли? — шумно всхлюпывая, Бес глотал кофе, и глазки его сладко жмурились. Кофе был тайной страстью Беса, и он считал изобретателя этого напитка величайшим гением человечества.

— Ну да, о псевдониме, — кивнул Психолог. — Хоть тут нет никаких противоречий.

— А откуда бы им взяться? — Бес с наслаждением тщательно облизал чашку, подбирая последние капельки. — Псевдоним ведь обычное дело для артиста или там писателя. Все им неймется, все поблагозвучнее жаждут назваться.

— Ну, тут как раз другой случай, и благозвучие не имеет к нему отношения, — заметил Психолог. — Псевдоним здесь выполняет две функции. Что и следовало ожидать.

— Не для благозвучия? — удивился Бес. — Зачем же тогда столько телодвижений?

— Смена фамилии, взятие актерского псевдонима — своеобразный акт заключения брака. Выходя замуж, девушка меняет фамилию своей семьи на фамилию мужа, обозначая этим свой новый статус — замужней женщины. То же сделала и Раневская, посвящая себя театру. Можно сказать, что она вышла замуж за театр.

— Получается, что все писатели, журналисты, артисты, которые пользуются псевдонимами, заключают брак со своей профессией? Как-то это не на всех похоже.

— Так ведь и браки бывают разные, — засмеялся Психолог. — Кто-то женится или выходит замуж, отдавая всего себя, а кто-то — «время пришло», «надо бы как-то жизнь устраивать», «мы это сделаем ради ребенка», «надоел бардак в квартире»… Причин, а уж тем более поводов для заключения брака множество. То же и с псевдонимами.

— А если псевдоним не взял? Получается, что уже не брак, а так, сожительство? — Бес явно веселился: он счастливо скалился, пятачок его морщился от удовольствия, а между когтями сновали фиолетовые крошечные молнии.

— Не во всех случаях, — Психолог улыбался. Рассуждения Беса изрядно его забавляли. — Вот тут мы подходим к еще одной причине, по которой был взят псевдоним в данном случае. Смена фамилии при заключении брака — это объявление всему миру о возникновении новой семьи. Но в данном случае это — еще и отказ от старой. И более того — отказ от отца. Псевдонимом утверждается: я — Фаина Раневская, а ты — Гирш Фельдман, и больше ты не имеешь ко мне никакого отношения. Можно сказать, что в тот день, когда Фаина Раневская официально приняла свой псевдоним как фамилию, семья Фельдманов лишилась младшей дочери.

— Ты хочешь сказать, что она настолько жаждала уесть родного отца, что готова была плюнуть ему в лицо таким образом? — Бес задумчиво погладил рожки, затем незаметно подхватил чашку Психолога и лизнул ее. Тут же сморщился — приятель, оказывается, пил вовсе не кофе, а все тот же опостылевший Бесу травяной чай.

— Отец был главой семьи, и это сразу заметно, — ответил Психолог. — И маленькая Фаина всеми силами старалась заслужить его одобрение. Ее не столько беспокоил недостаток любви со стороны матери, сколько — со стороны отца. Мать ее была женщиной эмоциональной, даже экзальтированной, вечно витала в облаках. Обрати внимание, она легче перенесла смерть своего сына, чем смерть Толстого! Ее горе от смерти Толстого было таково, что она даже слегла, больная, на несколько месяцев. О сыне она так не горевала. И не потому, что не любила его, нет. Просто беды мира она воспринимала куда как глубже, чем личные. Иное дело Гирш Фельдман. Уж он-то был человеком сугубо практическим. И вся его любовь и привязанность была земной, а никак не облачной. И именно вот этой привязанности жаждала его дочь.

— Ну да, и никак не могла поверить в то, что отец ее все же любит, — заметил Бес. Он не выдержал, поднялся, подошел к чайнику. Очень хотелось кофе. Психолог, увлекшись своей мыслью, продолжал говорить, не обращая внимания на манипуляции приятеля с кофейной банкой:

— Не просто не могла поверить, а жизнь прожила в убеждении, что отец ее не любил! А ведь она мечтала доказать, что достойна любви. Сначала в том, что родители ее не любят, она обвиняла себя. Мол, родилась такой вот — некрасивой, заикающейся, нескладной, за что тут любить? А потом решила, что может измениться, став актрисой. И ей очень хотелось поддержки отца. Она жаждала этой поддержки. И — не получила ее.

— Как — не получила? — Бес замер с полупустой банкой кофе в когтях. — А кто же тогда оплачивал все ее поездки в Москву? Обучение в театральной студии? Да и все остальное!

— Ну как же ты не понимаешь! — воскликнул Психолог. — Это же деньги, а она искала доброе слово!