Федор Апраксин. С чистой совестью - Иван Фирсов Страница 22

— Сабельку-то у окольничего возьмите, да под крепким запором его держать.

Шакловитого увели, а Ромодановский хмурился:

— Зря ты его так, Петр Лексеич. За ним теперь стрельцы могут взбаламутиться. Рановато с ними в распри вступать.

Тихон Стрешнев согласно кивнул, поддакнул:

— Постращал Федьку, и будет. Подержи его до вечера и отпусти с Богом.

В Кремле Шакловитый все рассказал Софье и закончил жестко:

— Более ждать несподручно. Надобно логово Нарышкиных обложить стрельцами да и кончать их разом.

— Стрельцы все ли за нами пойдут? — все еще сомневалась Софья. — Созрел ли плод? Повременить бы, Феденька.

Конец колебаниям царевны пришел в тот же день. Принесли подметное письмо: царь Петр-де со своими потешными ночью надумывает захватить Кремль, решить жизни царя Ивана да всех его сестер.

Шакловитый настроился бесповоротно:

— Кремль сию же ночь на запоры возьмем, караулы в сотню стрельцов призовем. Сотни три в засаду отведем на Лубянку.

— Мотри, Феденька, тебе видней.

В отношении стрельцов Софья сомневалась не зря. Нашлись и среди них совестливые люди и разумные головы. В самом надежном «царевнином» Стремянном полку, у пятисотенного Лариона Елизарьева вечером собрались верные царю стрельцы.

— Софья затеяла худое, — объявил Елизарьев товарищам-единомышленникам. — Федька байт, постращать царя Петра хотят в Преображенском. Но я так разумею, кровью дело-то пахнет. — Елизарьев испытующе оглядел стрельцов.

Они отозвались единодушно:

— Надо быть повестить в Преображенском, не было бы беды.

Ларион рассуждал так же:

— Стало быть, как стемнеет, ты, Мельнов, и ты, Ладогин, без суеты, будто я вас дозором послал, езжайте проулками к Мясницким воротам, а там наметом в Преображенское да самого Петра Алексеича повестите.

Последнее время Апраксины, как и другие стольники, дома не ночевали. Преображенское томилось тревожным ожиданием, предчувствием недобрых вестей. На ночь Петр распорядился вокруг села и потешных крепостей выставлять дозоры.

После полуночи раздался стук в дверь, первым вскочил царь, за ним Меншиков. Из темноты донесся хриплый голос:

— Государь, стрельцы из Кремля прискакали, худые вести.

Меншиков успел зажечь свечу, из проема высунулись две бороды, повалились в ноги, перебивая друг друга, завопили:

— Великий государь, смертоубийство Софья замышляет супротив тебя!

Никто не успел опомниться, а уж по коридору гулко зашлепали по половицам босые пятки царя. Видимо, на какое-то мгновение озарились в его полусонном сознании страшные сцены кровавых стрелецких страстей в прошлую расправу с его близкими на Красном крыльце…

Меншиков, схватив в охапку одежду, кинулся следом.

Спустя час из Сокольничьей рощи выскочила кавалькада из двух десятков всадников и понеслась к Троице-Сергиеву монастырю…

Той же ночью следом из Преображенского выехали царицы Наталья и Евдокия, князья Борис Голицын, Ромодановский, боярин Тихон Стрешнев. Маршем, не мешкая, выступили к Троице преображенцы и семеновцы и, главное, полк стрельцов, стоявший в Преображенском, под командой полковника Лаврентия Сухарева, дружка Бориса Голицына.

О ночных событиях в Преображенском Софья узнала утром. Виду не показала, но почувствовала колебание почвы под ногами. Такого прежде не бывало. На следующий день Петр прислал ей запрос: зачем, мол, стрельцов собирала в Кремле? Царевне пришлось невразумительно оправдываться.

Между тем Троице-Сергиев монастырь за несколько дней из тихой обители иноков превратился в шумную, переполненную людьми и войсками крепость. Наглухо закрытые ворота, жерла орудий и дула пищалей в бойницах, сторожевые посты на дальних подступах говорили приезжим о серьезных намерениях новых постояльцев обители.

Наблюдая за царем, Федор искал в нем признаки душевной слабости, проглянувшей у него в ту памятную ночь бегства из Преображенского. Но уже на следующее утро Петра будто подменили. Всюду слышался его зычный, уверенный басок, распекавший за нерадивость в дальней келье Бориса Голицына или подбадривавший мать и жену.

Апраксиным заботы прибавилось. Всю неделю то скакали в Москву, отвозили письма в Кремль верным боярам, то устраивали лагерь для войска под стенами монастыря. Неожиданно прибежал вездесущий Меншиков, попросту, как и раньше, в спешке кинул два слова:

— Федор, тебя Петр Алексеич кличет.

Апраксин пожал плечами. Только что они с царем обходили палаточный лагерь стрельцов Сухарева полка.

— Чтой-то? — спросил по дороге Меншикова.

Тот веселым говорком ответил:

— Нынче Собакин из Переславля объявился. Не забыл воеводу? Дружину с собой приволок, государь доволен.

В келье Петр в хорошем настроении мирно беседовал с переславским воеводой.

— Михайло привел нам подмогу, — довольным тоном проговорил царь, похлопывая Собакина по плечу. — А я вспомнил про Карстена, как он там с карбасом управляется? Поезжай немедля в Преображенское, разузнай, что к чему. Распорядись там, дабы Брандту ни в чем недостатку не было, надо бы по осени спустить карбас на воду.

В Преображенском, на берегу Яузы, возле остова карбаса расхаживал Брандт. Увидев Апраксина, обрадовался, ни о чем не расспрашивал.

— Отъехал государь с вами внезапно, ни о чем не сказал, — пожал плечами мастер, — но мы-то все мастерим как следует.

Он повел Апраксина вдоль торчащих шпангоутов. Плотники приколачивали первую доску у днища.

— Передайте государю, через месяц, пожалуй, управимся…

В Троицком Федор не задержался. Из монастыря в Москву он повез указы Петра к стрелецким полковникам — явиться в Троицу с сотниками. Одним из первых на сторону Петра переметнулся преданнейший Софье полковник Иван Цыклер. Один за другим потянулись в Троицу именитые бояре, покинул Москву патриарх Иоаким. На призывы Софьи примириться Петр не отвечал, и царевна сама поехала к нему для объяснения. Но и тут царевну-правительницу ждал удар — царь запретил ей появляться в Троице и повелел вернуться в Москву.

К Петру перешли иноземные полки Гордона, а оставшиеся стрельцы заставили Софью выдать царю ее верного приспешника Федора Шакловитого.

Там, в Троице, состоялся первый розыск, скорый суд царя Петра и скорый приговор. На плахе кончили жизнь Шакловитый и два его подручных.

Накануне казни Петр сел за письмо брату Ивану.

«Братец государь царь Иоанн Алексеевич, — начал письмо, — с невестушкой, а с сувоею супругою, и с рождением своим в милости Божией здравствуйте. Известно тебе, государю, чиню, купно же и соизволения твоего прошу о сем, что милостию Божиею вручен нам двум особам скипер правления прародительского нашего Российского царствия, якоже о сем свидетельствует матери нашие восточные церкви соборное действо, так же и братием нашим, акресным государем, о государствовании нашем известно, а о третьей особе, чтоб с нами быть в равенствованном правлении, отнюдь не вспоминалось. А как сестра наша царевна Софья Алексеевна государством нашим учела владеть своею волею, и в том владении, что явилось особам нашим противное и народу тягость и наше терпение, о том тебе, государю, известно. А ныне злодеи наши Фетка Шакловитой с товарыщи, не удоволяся милостию нашею, преступя обещание свое, умышляя с ыными ворами о убийстве над нашим и матери нашей здоровием, и в том по розыску и с пытки винились. А теперь, государь братец, настоит время нашим обоим особам Богом врученное нам царствие править самим, понеже пришли есми в меру возраста своего, а третьему зазорному лицу, сестре нашей ц. С.А. с нашими двумя мужескими особами в титлах и в расправе дел быти не изволяем; на то б и твоя б, государя моего брата, воля склонилося, потому что учела она в дела вступать и в титлах писаться собою без нашего изволения, к тому же еще и царским венцом для конечной нашей обиды хотела венчатца. Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте тому зазорному лицу государством владеть мимо нас. Тебе же, государю братцу, объявляю и прошу: позволь, государь, мне отеческим своим изволением для лутшие пользы нашей и для народного успокоения, не обсылаясь к тебе, государю, учинить по приказам правдивых судей, а неприличных переменить, чтоб тем государство наше успокоить и обрадовать вскоре. А как, государь братец, случимся вместе, и тогда поставим все на мере. А я тебя, государя брата, яко отца почитать готов.