Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча - Виктор Карпенко Страница 22

Еще издали, оценив размах каменного строительства Москвы, князь Ачихожия возопил:

— Князю Дмитрию не до ушкуйников! Ему слава хана Берке взор застилает!

На что сидевший в возке напротив ханского посла Ярослав возразил:

— Так он же не видел столицы Орды… Как он может желать того, что ему не ведомо?

— Славы? Можно не видеть столицы, но слышать о ней и впустить в свое сердце змею зависти. Но ты молод и многого не знаешь, а потому помолчи. — Подозвав сотника, он приказал привести коня. Уже сидя в седле, продолжил: — Я хочу, чтобы ты был рядом, когда я буду разговаривать с князем Дмитрием.

— Благодарю тебя, Ачихожия, за честь, но мое звание не позволяет быть рядом с тобой… А кроме того, без приглашения великого князя владимирского я не могу предстать пред его очи.

Ханский посол рассмеялся и, указав перстом в пайцзу, сказал:

— Мне никто отказать не может, ни князь Дмитрий, ни ты, Ярослав. Я хочу, чтобы ты увидел, что князь московский — трава под копытами моей лошади. Так что садись на коня и следуй за мной.

Великий князь владимирский Дмитрий Иванович не вышел за пределы городских стен, чтобы встретить посла хана Мюрида, чем еще больше раззадорил Ачихожия. И когда тот в сопровождении юзбашей [28]вошел в палату только что построенного княжеского терема, пелена гнева застлала ему глаза. Он видел перед собой только невысокого, разодетого в парчу восемнадцатилетнего отрока, а рядом с ним маленькую хрупкую девчушку.

Разом утратив посольскую сдержанность, князь Ачихожия разразился потоком брани:

— Как ты, червь, не достойный даже зреть носителя ханской воли, посмел не встретить меня достойно моего звания и чина?! Лучезарный Сын Неба великий хан Мюрид дал мне право карать и миловать! Он вложил в мои уста свою волю. Неуважение меня — это неуважение великого хана!

Не ожидавший такого начала, князь Дмитрий разом сник. Загодя упрежденный своим тестем — великим князем нижегородским Дмитрием Константиновичем, он готовился к своему первому приему посла — как поприветствует, что скажет в свое оправдание, как вручит подарки хану и его послу, а вместо этого — брань и угрозы. Стоявший позади него епископ Алексий попытался защитить своего воспитанника, но князь Ачихожия не дал раскрыть ему и рта.

— Великий хан в гневе. Русичи посмели взять на копье Булгар и еще семь малых городов. Они пограбили Сарай-Берке, чем оскорбили великого хана, и только кровь нападавших может смыть это оскорбление! Хан Мюрид дает тебе два месяца. Если он услышит еще раз об ушкуйниках, то не пощадит никого в улусе Джучи! Выход же заплатишь в два раза бо́льший. Так повелел хан. За грамотой, что я привез тебе от хана, придешь завтра после полудня в мой шатер! — И, резко повернувшись, князь Ачихожия стремительно вышел из палаты. Сопровождавшие его воины, в том числе и Ярослав, едва поспевали за разгневанным послом.

В палате нависла тишина. Никто не ожидал такого от ханского посла. Все: и князь Дмитрий, и митрополит Алексий, и московские бояре — лихорадочно думали, что же такое предпринять, чтобы унять гнев ханский, не допустить Мюрида на Русь, и как наказать ушкуйников, навлекших беду.

Накануне приезда посольства пришел ответ новгородских бояр на гневное письмо великого князя владимирского. Они писали: «…ходили молодые люди на Волгу без нашего слова, но купцов твоих не грабили, били только басурман».

Вроде бить басурман само собой разумеющееся дело, а что за этим может последовать, то их не касаемо.

— А вот тот молодец, что стоял справа от посла, видимо, и есть Ярослав сын Тихона Семеновича — купца новгородского, о нем писал князь Дмитрий Константинович, — нарушил затянувшееся молчание епископ Алексий, обращаясь к великому князю владимирскому Дмитрию. — Надобно поспрашать его. Парень, видимо, не промах, коли и ушкуйников улестил, и твоего тестя, и ханского посла.

— Велю позвать, — встрепенулся молодой князь. — Пусть ноне в вечер приведут. И ты, радость моя, — обернулся он к княгине Евдокии, — тож приходи. Батюшка Дмитрий Константинович писал, что очень занятный молодец. Красен словом и умен не по годам. А пока оставь нас. Мне с боярами совет держать.

Вечером в горенку, где по лавкам расположились князь с княгиней, ближние бояре, воеводы и епископ Алексий, привели Ярослава. Он поясно поклонился великому князю, а увидев епископа, встал на колени:

— Благослови, владыка…

Князю Дмитрию Ярослав глянулся: лицо чисто, бело, взгляд голубых глаз открыт, бесхитростный, волосы, перехваченные кожаной лентой по лбу, падают на плечи, словно у девицы, от внимания к нему его щеки зарделись.

— Садись, — указал Дмитрий на лавку, стоявшую против него, — разговор у нас долгий. — И когда Ярослав присел, князь продолжил: — Ты поначалу расскажи, что князю Дмитрию Константиновичу сказывал про поход ушкуйников на Сарай-Берке.

Рассказ поразил слушателей. Один из воевод, не раз ходивший по молодости в походы на булгар, первым нарушил воцарившуюся тишину:

— Не верю! Прости, князь, но поверить в то, что две тысячи ватажников взяли на копье Булгар… Не верю! Я сам ходил к тому городу… стены повыше московских будут, и воинов на стенах, чай, поболее, чем у ушкуйников… А Сарай-Берке?! Да там тьма народу…

— Да-а, — выдохнул епископ Алексий. — После того, как пять лет тому ушкуйники взяли Жукотин, тоже не верилось, как пожгли Кострому и Нижний — тоже сомнения были. А ноне не до сомнений. Надо думать, как с этакой-то напастью справиться.

— Дозволь, государь. — С лавки поднялся боярин Савва — дородный, медлительный, словно медведь по осени. — Думаю, надо идти на Хлынов. Там разбойники осели, там их и брать. Что скажешь на то? — обернулся он к Ярославу.

Молодец поднялся, поклонился князю, и когда тот разрешающе кивнул, заговорил:

— В Хлынове лишь часть ушкуйников. После похода в Орду малая толика пошла в Новгород Великий, кто-то ушел в Смоленск, Ярославль, да и по малым селениям разбрелись до нового похода. Хлынов же взять будет не просто: стены хотя и не каменные, но сработаны крепко, на совесть, а кроме того, у ушкуйников много орудий, мечущих огонь, стрелы железные, огромные, пробивающие насквозь всадника и пешего воина в кольчуге. И сами ушкуйники все в кольчугах и бехтерцах, и мечами, копьями владеют не хуже дружинников. Я в Хлынове осень и зиму прожил, повидал всякого. Одно скажу: воинскую науку там познают охоче, а кто ленится, тому ее вбивают кулаком. Сотники учат и пешему строю, и конному.

— Делать-то что будем? — подал голос князь Дмитрий. — Хан долго ждать не будет.

— Дозволь, великий князь? — поднялся со своего места сотник Данила Скоба, пришедший вместе с племянником. — Хана Мюрида опасаться не след. За ним мало родов, а посему и сил маловато. На поход не достанет. Ушкуйников же так просто не взять. Надо ждать, пока в новый поход соберутся. Ясное дело — в Хлынове сойдутся, здесь их и брать. Но воинов надобно немало. Сам видел, зброя у ватажников не чета нашей — арабами сработана, легка, крепка, да и оружны не хуже дружинников. Думается мне, что надо ждать весны.