Навуходоносор II - Даниель Арно Страница 21

Так и правил Навуходоносор «Благодатным полумесяцем». Конституции у него не было; никакое твердое правило не регулировало выбор нового главы государства: когда старый царь сходил со сцены, руководством к действию служили тысячелетние обычаи. Жители Вавилона покорялись, потому что покорность государю всегда подразумевалась сама собой. Они считали царство, так сказать, естественным явлением, никогда не оспаривая его легитимность. Разумеется, они при случае старались защитить перед царем свои интересы, но сам принцип царства оставался всегда бесспорным. В конце II и начале I тысячелетия царская власть была очень слаба; фактически города Вавилонии обладали независимостью: они имели самоуправление и по собственному усмотрению строили отношения с другими городами. Однако их писцы по-прежнему датировали документы годами правления государя. Когда центральная власть показала свою силу, это ощущение лишь окрепло; с приходом к власти Навуходоносора оно уже было обеспечено. Эту мысль выражали и пословицы: «Народ без царя, что баран без пастуха» или «Народ без главы, что вода <в канале> без поливальщика».

Начало царствования наглядно и вместе с тем символически оформлялось коронацией. Обычно говорилось, что новый царь «воссел на престол». Сама церемония описана в одном-единственном и, к сожалению, поврежденном документе. Рукопись, без сомнения, относится к VI веку, но неизвестно, к тому ли времени принадлежит сам текст: он может представлять собой лишь копию более раннего документа. Во всяком случае, описание интронизации царя напоминает рассказ о восшествии на престол бога Мардука, содержащийся в одной из поэм о сотворении мира — «Энума элиш» ^[23]. Именно таким образом другие боги признали его своим владыкой. Но был ли светский церемониал копией священного — или наоборот?

Лакун в тексте столько, что восстановить, и то по наитию, можно лишь основные эпизоды. Коронация проходила как нельзя более просто. Во дворце будущего царя встречало собрание «князей страны» (как можно предположить, дворцовых сановников его предшественника) и благословляло его именем Мардука. После этого царь восседал во славе. Затем входили «великие в Вавилонии» — очевидно, политический и административный штат провинций; они располагались перед царем и также одобряли его избрание. Считалось, что «князья» и «великие» выступают от имени всей Вавилонии; жители же остальной империи не были представлены вовсе. Процедура была чисто светской, никаким религиозным актом провозглашение нового царя не утверждалось. Любопытно, что поколением позже (в 556 году) Набонид о своей интронизации рассказывает совершенно иначе: «…<мои люди> ввели меня во дворец, и все пали ниц передо мною, и лобызали мои стопы, и провозгласили царство мое, благословляя». Возможно, четких правил проведения церемонии публичного признания царя вовсе не было.

На Древнем Востоке царский титул отражал и достижения, и задачи правления: по традиции в нем перечислялись свершения и направления будущих действий. Первые к тому же служили гарантией серьезности намерений, свидетельством того, что они не являются легковесными прихотями: прошлое предупреждало всякого, кто мог иметь неосторожность так подумать или на это понадеяться.

Прошлое Навуходоносора было обильно наполнено разнообразными событиями. Современному читателю подобные перечни часто кажутся скучной чередой наугад сцепленных громких слов, проявлением чуть ли не ребяческого тщеславия. На самом деле они чрезвычайно важны для историка: поскольку никаких других прямых или косвенных источников у нас нет, они становятся единственным средством, с помощью которого можно попытаться понять мысли государя. Именно таким способом Навуходоносор рассказывал, кем он являлся (по его собственному мнению), кем хотел бы стать или кем хотел считаться в глазах современников и потомков. Конечно, вавилонский царь, как и все правители его времени, не умел ни читать, ни писать и для сочинения писем и надписей был вынужден доверяться писцам; несомненно, тексты составлялись под его контролем — государю необходимо было всякий раз убеждаться, что запись соответствует его намерениям. Этим и объясняется неизменность государственной доктрины на всём протяжении царствования. Тем не менее при работе с документами следует соблюдать осторожность и отделять выражение царской воли от литературных прикрас сочинителей, даже если они и были, в сущности, направляемы владыкой. Мы не знаем, какие именно фазы проходило составление документов, но не приходится сомневаться, что слова для них подыскивались очень тщательно.