Навуходоносор II - Даниель Арно Страница 20

Экзекуция была публичной. Так, в 597 году Иехонии сохранили жизнь, но отправили в Вавилон в оковах. Не важно, верны ли эти сведения — они в любом случае показательны. Дело было, конечно, не в том, чтобы помешать пленнику убежать; куда бы он мог спрятаться? Но по пути до Вавилона каждый встречный мог видеть, что пленник хотя и остался в живых, но всё же признан виновным и наказан соответственно своей вине.

Образ царя с выколотыми глазами служил для острастки подданных. Отныне Седекия носил на себе свидетельство наказания и милости Навуходоносора. Он до смерти оставался символом неотвратимости наказания, вроде тех отрубленных голов злодеев, что по традиции возили из деревни в деревню для вразумления вавилонян. В эпизоде со свергнутым иудейским царем «публикой», которую вразумляли, а на всякий случай и запугивали, были так называемые «сильные» — придворные из царского окружения; именно их вавилонский монарх и желал отвратить от гибельного пути восстания против его власти. В Ассирии до VII века всех приходивших во дворец должны были призывать к послушанию находившиеся там барельефы: изображения сопровождались надписями, обращенными к гораздо более узкому кругу лиц — писцам и чиновникам; но ведь именно от этих людей более всего и зависело, как пойдут дела. Вавилоняне на своих публичных зданиях рельефов не использовали. Их символическое место, так сказать, и занял Седекия. Впрочем, господа остались довольны — он исполнил свою роль. Наказание Навуходоносора было исчерпано с кончиной виновного — после смерти он получил право на обычное погребение. Вавилонский царь мог бы и отказать ему в похоронах, превратив тем самым в призрака, вечно скитающегося по земле, но милостиво не стал этого делать.

Как Навуходоносор со своими советниками представлял себе устройство империи, в доступных нам текстах можно разглядеть достаточно ясно. Однако что думали о ней ее подданные — «сильные» и простые жители, — мы совершенно не знаем; до нас не дошло никаких документов, да и были ли они? «Благодатный полумесяц» принял вавилонское владычество; он оставался спокоен, когда Навуходоносор взошел на престол; последовавшая после его смерти частая смена царей в Вавилоне также не стала поводом для волнений в империи, и такое положение сохранялось до поражения Набонида в 539 году. Локальные кризисы в Финикии и Иудее были сильными, но, очевидно, не нашли отголосков в других покоренных царствах.

Но что знали племена о том, что такое империя? Навуходоносор специально знакомил всех, кто находился под ее властью, с ее символом, и этим символом был он сам. Он неутомимо разъезжал по всем областям между Евфратом и Средиземным морем. Конечно, иногда эти поездки были вызваны военной необходимостью. Но и не имея такой причины, вавилонский царь понимал, насколько важно перемещаться по империи из столицы в столицу; он намеревался сделать такие вояжи ежегодными. Согласно Вавилонской хронике, «он удалился <из Вавилонии> во славе своей». Царь совершал мирные торжественные путешествия в качестве верховного монарха, сопровождаемый двором и частью войска. Так политическая реальность империи становилась видна всем. Но являться перед всеми подданными физически было возможно лишь время от времени. Поэтому Навуходоносор велел изваять рельефы на скалах, чтобы они навеки засвидетельствовали его могущество. Эта традиция восходила к III тысячелетию, в VII веке ее соблюдали и ассирийцы, так что тут царь не выдумал ничего нового.

Нетленными памятниками «пастырства» вавилонского царя над азиатским континентом стали рельефы в Нахр-эль-Кельбе и Вади-Брисса.

Утесы к северу и югу от нынешней «Собачьей дороги» (Нахр-эль-Кельб) в Ливане неоднократно служили царям в этом качестве: до Навуходоносора там были выбиты три рельефа фараона Рамзеса II и шесть, приписываемых ассирийским царям (последний из них — Асархаддон).

Навуходоносор приказал поместить свое изображение на северной стене; выбора у него не было — весь южный утес уже был покрыт изображениями и надписями его предшественников. Но место оказалось очень удачным: вавилонский царь символично помещен лицом к лицу с побежденными врагами — египетским фараоном (бывшим господином Азии, откуда Навуходоносор изгнал его) и ассирийцами, уничтоженными его отцом. Очень оживленная дорога, связывавшая Бейрут с Библосом, в то время шла, нависая над морем, у самого подножия скал, так что рельефы были открыты для обозрения всем путникам.

Место, ныне называемое Вади-Брисса, было выбрано впервые. Эта узкая долина, протянувшаяся с запада на восток, связывает долину Верхнего Оронта со средиземноморским побережьем в районе современного ливанского Триполи. Проезжавший по ней в древности путник не мог не заметить две ниши, расположенные друг напротив друга, практически одного размера: около трех метров в высоту и пяти с половиной метров в ширину. Площади рельефов Нахр-эль-Кельба больше: их высота достигала четырех метров, ширины мы сейчас не знаем.

Царь везде изображен в одиночку. Напротив него в обеих композициях помещен лев в прыжке. Этот мотив в то время был ничуть не оригинален (в Вавилонии он встречается с середины II тысячелетия), но формы и композиция принадлежат VI веку. То, что хищник олицетворяет собой врагов Вавилона (возможно, непосредственно фараона), ясно само собой.

В Нахр-эль-Кельбе один из рельефов изображает царя, рубящего кедр; в Вади-Брисса он также стоит перед деревом, но какой оно породы, разобрать теперь нельзя. Законно ли соотнесение обеих сцен? В таком случае их можно рассматривать в качестве двух последовательных стадий царской рубки леса; возможно, Навуходоносор действительно во время некоей религиозной церемонии подрубал дерево, а затем его сменяли лесорубы. Описания этого ритуала не существует; но изображенное действие царя настолько торжественно, что едва ли оно не сопровождалось теми или иными богослужебными обрядами.

Тексты пояснительных надписей почти наверняка совпадали, но теперь, когда превратности погоды сильно разрушили скалу, судить об этом трудно. Надписи сделаны на вавилонском языке, но в обоих местах выбиты два параллельных варианта: в первом использована новая форма клинописи, во втором — архаическая. Одновременное применение двух шрифтов якобы разного времени имело очевидную цель: показать, что действия вавилонского царя связаны как с традицией, так и с современностью; причем, заметим, и традиция, и современность соотнесены только с вавилонской историей. Надпись, таким образом, приобретала вневременной характер; тексты Вади-Брисса и Нахр-эль-Кельба предназначались для созерцания почти в той же мере, что и для чтения.

Все четыре надписи очень мало говорят о событиях вне Вавилонии: подвигам царя на остальной территории империи посвящен всего лишь один столбец из десяти, и рассказ о них довольно схематичен. Зато много раз встречаются упоминания (впрочем, заимствованные из местных источников) о религиозных и воинских трудах в Вавилоне и Барсиппе, а также перечисляются иные стольные города. В частности, Навуходоносор сообщает о строительстве священных ладей богов Мардука и Набу, излагает подробности жертвоприношений в главных храмах. В заключение он повествует о восстановлении отцовского дворца.

Очень скромное место отведено сюжету о хозяйственном освоении Ливанских гор. Но и тут главным предметом царской заботы выступает отправка кедров в Вавилон для украшения столицы империи. Такой перекос удивляет; но он вовсе не означает, что Навуходоносор не ценил собственных успехов. Царь (или составитель надписи, кто бы он ни был) явно подражает официальным надписям ассирийцев, а те любили предварять свое повествование рассказом — часто весьма многословным — о более ранних событиях, в то время как его центральная, с нашей точки зрения, часть излагалась кратко и сухо. Эта диспропорция не имела никакого значения, поскольку, хотя это сейчас и кажется странным, важность события тогда не измерялась числом строк, посвященных ему.