Алексей Константинович Толстой - Владимир Новиков Страница 21

Кажется, что именно с этих стихов в русскую поэзию вошла «прутковщина». Но зачинателем её следует признать не Алексея Перовского, а знаменитого московского острослова Сергея Алексеевича Неёлова. Он устно отзывался стихами на любое событие, произошедшее в Москве. Неёлов сыпал экспромтами всюду — и в Английском клубе, и на балах, и в холостяцких застольях. Его стихи подчас были «не для печати» и редко записывались. Часто они представляли собой пародии на популярные произведения известных поэтов. Пушкин и Вяземский отдавали должное его отточенному языку. Подлинными последователями Неёлова стали Сергей Соболевский и особенно Иван Мятлев, поэмой которого «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею» в XIX веке зачитывались. Друг Пушкина Соболевский вошёл в историю русской литературы своими устными эпиграммами. Мятлев был мастером так называемого «макаронического стиха», в равной степени бывшего двуязычным; в русские стихи вставлялись иностранные (чаще всего французские) слова и фразеологизмы. Это производило большой комический эффект, поскольку, как в поэме о тамбовской помещице госпоже Курдюковой, стихи вкладывались в уста человеку, толком не знавшему ни того, ни другого языка.

Главным заводилой «прутковского кружка» был Александр Жемчужников. Впоследствии он дослужился до крупных чинов, но до конца жизни пребывал едким острословом и шутником, не оставлявшим без внимания ни единой из встречавшихся ему нелепостей. Вот примеры его шалостей, которые приводит князь Владимир Мещерский в мемуарах (объектами шутовства молодого человека были всесильные министры юстиции и финансов — Виктор Никитич Панин и Фёдор Павлович Вронченко):

«Каждый Божий день по Невскому проспекту, в пятом часу дня, можно было встретить высокого старика, прямого как шест, в пальто, в цилиндре на небольшой длинноватой голове, с очками на носу и с палкою всегда под мышкою. Прогулка эта тем интереснее, что все видели графа Панина, но он никого никогда не видел, глядя прямо перед собой в пространство: весь мир для него не существовал во время этой прогулки, и когда кто ему кланялся, граф машинально приподнимал шляпу, но, не поворачивая и не двигая головою, продолжал смотреть вдаль перед собою. Отсюда стал ходить в то время анекдот про знаменитого комика Жемчужникова, который однажды осмелился решиться нарушить однообразие прогулки графа Панина: видя его приближение, притворился, будто что-то ищет на тротуаре, до того момента, пока граф Панин не дошёл до него и, не ожидая препятствия, вдруг был остановлен в своём ходе и, конечно, согнувшись, перекинулся через Жемчужникова, который затем как ни в чём не бывало снял шляпу и, почтительно извиняясь, сказал, что искал на панели уроненную булавку.

Не менее комичен анекдот про Жемчужникова, касающийся ежедневных прогулок министра финансов Вронченко. Он гулял ежедневно по Дворцовой набережной в 9 часов утра. Жемчужникову пришла фантазия тоже прогуливаться в это время, и, проходя мимо Вронченко, которого он лично не знал, он останавливался, снимал шляпу и говорил: министр финансов, пружина деятельности — и затем проходил далее.

Стал он проделывать это каждое утро, до тех пор, пока Вронченко не пожаловался обер-полицмейстеру Галахову, и Жемчужникову под страхом высылки вменено было более его превосходительство министра финансов не тревожить» ^[31].

Приведённый выше рассказ о первом знакомстве «прутковского кружка» с директором Пробирной палатки чрезвычайно напоминает их затею, жертвой которой стал известный военный писатель и придворный историограф Александр Иванович Михайловский-Данилевский (кстати, хороший знакомый отца братьев Жемчужниковых). Однажды, глубокой ночью, они подняли его с постели и заявили, что прибыли из дворца, дабы сообщить ему, что Николай I требует завтра к утреннему выходу представить ему экземпляр «Истории Отечественной войны 1812 года»; и это должен исполнить сам автор (то есть Михайловский-Данилевский).

В другой раз один из «прутковцев» в мундире флигель-адъютанта объехал всех известных петербургских архитекторов с приказом явиться утром в Зимний дворец, поскольку Исаакиевский собор рухнул и император в страшном гневе.

Вот ещё один анекдотический случай. На спектакли заезжей немецкой труппы «прутковцы» приходили с огромными словарями и во время действия шумно шелестели страницами, как бы выискивая непонятное слово. Иногда один из них в полный голос кричал в направлении сцены «Warten Sie»: (погодите. — В. Н.). Вообще, немцам особенно доставалось. Ночью шалуны объезжали немецких булочников и будили вопросом: есть ли у них пеклеванный хлеб? Услышав утвердительный ответ, глубокомысленно изрекали, что это замечательно, поскольку множество людей вообще лишены куска хлеба.