Петр III - Николай Павленко Страница 21

В истории России невозможно обнаружить ни великого князя, ни монарха, подобного Петру III, столь слепо и безгранично приклонявшегося перед иностранным государем. Предметом обожания Петра III был прусский король Фридрих II, которому он стремился не только подражать, но и удовлетворять не только просьбы короля, но и намеки на них. Иногда это стремление угодить простиралось так далеко, что более походило на изменнический поступок по отношению к стране, императором которой он являлся.

Рассмотрим отношение между двумя коронованными особами: Петром III и Фридрихом II, а также влияние этих отношений на внешнеполитический курс России на протяжении шестимесячного царствования Петра Федоровича. Этот курс сопровождался коренным изменением внешнеполитической ориентации России и оказал огромное влияние на исход Семилетней войны и расстановку сил в Европе.

Историки располагают четырьмя видами источников, раскрывающих отношение между Фридрихом II и Петром III, между Пруссией и Россией, которые свидетельствуют о том, сколь ловко использовал прусский король в своих интересах привязанность к своей персоне российского императора. К первой группе источников относятся письменные и устные суждения Фридриха II о Петре III и России, высказанные им либо своим дипломатам, либо в беседах с иностранцами, пользовавшимися его доверием. Эти суждения собраны А. А. Титовым в статье «Письма Фридриха Второго к императору Петру III». Второй тип источников представлен письмами короля к Петру III. К третьему типу источников относятся письма императора к королю. Наконец, к четвертому типу, вероятнее всего, наиболее ценных можно отнести свидетельства современников, имевших возможность наблюдать за отношениями между двумя монархами и двумя государствами, ими возглавляемыми.

Исходную мысль о необходимости Пруссии поддерживать дружеские отношения с Россией Фридрих II изложил в «Записках о России», в которых писал: «Изо всех соседей Пруссии Российская империя заслуживает преимущественного внимания, как соседка наиболее опасная. Она могущественна и близка. Будущим правителям Пруссии также предлежит искать дружбы этих варваров. Короля не столько страшила численность русских войск, сколько эта толпа казаков и татар, которые выжигают целые области, убивают жителей или уводят их в плен; они опустошают страну, наводняемую ими».

Поиски путей к этой дружбе на первых порах вылились, как уже отмечалось выше, в активное участие прусского короля в выборе невесты Петру Федоровичу. Елизавета Петровна рассматривала три кандидатуры в невесты: сестру Фридриха II Ульрику Прусскую, намного лет старше жениха, и дочь Августа III Марианну. Прусский король считает недопустимым и вредным для Пруссии установление родственных связей между саксонским и петербургским дворами: «Было крайне опасным для государственного блага Пруссии, — рассуждал король, — допустить семейный союз между Саксонией и Россией, а с другой стороны, казалось возмутительным пожертвовать принцессой королевской крови для устранения Саксонии. Избрано было другое средство. Изо всех немецких принцесс, которые по возрасту своему могли вступить в брак, наиболее пригодною для России и для интересов Пруссии была принцесса Цербтская. Отец ее был фельдмаршал королевских войск; мать, принцесса Голштинская, была сестрою наследника принца Шведского, теткой великого князя Российского».

Прусский посланник при Петербургском дворе Мардефельд приложил, по словам Фридриха II, немало усилий к тому, чтобы «принцесса Цербтская появилась в Петербурге к изумлению всей Европы, и императрица приняла ее в Москве со всеми знаками расположения и дружбы».

Участвуя в выборе невесты для Петра Федоровича прусский король рассчитывал, что Цербтская принцесса, став великой княгиней России, воспитанная и вскормленная в прусских владениях, обязанная королю своим возвышением, не могла вредить ему без неблагодарности.

Для вице-канцлера России Бестужева этот выбор императрицы был совершенно неожиданным, но он должен был его стерпеть. Прусский король по этому поводу писал: «Российский министр, которого подкупность доходила до того, что он продал бы свою повелительницу с аукциона, если он мог найти на нее достаточно богатого покупателя, ссудил саксонцев за деньги обещанием брачного союза. Король саксонский заплатил условленную сумму и получил за нее одни слова».

Живое участие Фридриха II в судьбе Петра Федоровича не ограничивалось выбором ему невесты. Чтобы заслужить расположение императрицы, Фридрих II предупреждал ее о замышлявшемся против нее и наследника заговоре. Впрочем, отношения между Фридрихом II и Петром Федоровичем в первое десятилетие жизни наследника в России еще не сложились — король опасался, что его активность может вызвать ссору с императрицей. 7 января 1749 г. король предупреждал находившегося при прусском посольстве в России Гольца: «Во всем, что касается супругов, наследника и его жены, действовать благоразумно и осторожно».

Что влекло Петра Федоровича к личности Фридриха II? Прежде всего, его репутация несомненно талантливого и удачливого полководца. Именно эти свойства натуры прусского короля вызывали восторг и симпатии не только Петра, но и множества князей и герцогов, стоявших во главе мелких владений, на которые была поделена Германия. Но Фридрих II стал кумиром Петра Федоровича не только за то, что на поле брани одерживал одну победу за другой, но и за казарменные порядки в его армии, за муштру, придававшую этой армии внешний блеск. Именно эта сфера деятельности Фридриха II, по мнению француза — современника Лофермиера, превратила прусского короля в идола, которому поклонялся Петр: «Его считают вполне преданным интересам Пруссии, и я этому верю. Склонность великого князя в этом отношении объясняется еще его пристрастием к мельчайшим подробностям военной дисциплины. Очевидно, он избрал прусского короля себе в образцы и герои, но в этом отношении за ним заодно все другие государи, разделяющие его вкусы, хотя бы даже они были в числе врагов этого короля».

Еще до вступления России в Семилетнюю войну Фридриху II была известна благосклонность к нему Петра Федоровича, но он не решался воспользоваться ею, чтобы не обострять и без того натянутые отношения между ним и императрицей.

Время начала поклонения Петра Федоровича прусскому королю точно неизвестно. Быть может, Екатерина II права, когда в своих мемуарах поместила следующий текст: «Великий князь с самого детства чувствовал особенную склонность к прусскому королю; сначала тут не было ничего удивительного, но потом это пристрастие дошло до безумия». Время «безумия», скорее всего, надобно отнести к шести месяцам, когда Петр Федорович стал императором, и в угоду Фридриху II поступался интересами России, но истоки «безумия» следует искать в Семилетней войне, когда, по словам Екатерины II, «успех русской армии обязывал его скрывать свои мысли» и не разделять общей радости россиян. Речь шла о поражении пруссаков под Гросс-Егерсдорфом: «ему было досадно поражение прусских войск, которые он считал непобедимыми». Именно ко времени Семилетней войны относятся свидетельства источников о существовании тайных связей наследника с пруссаками, что явствует из следующего рассказа Штелина: «В сражении при Торгау на Эльбе между прусским королем и фельдмаршалом Дауном прибыл к графу Эстергази в 8 часов вечера, еще засветло (в июле) курьер с извинением, что пруссаки совершенно разбиты, и австрийцы одержали решительную победу над прусским королем… Императрица только что получила это известие от австрийского посланника графа Эстергази, и камергер Иван Иванович Шувалов написал в покоях ее величества к великому князю краткое известие о том, что за час пред тем сообщил австрийским курьерам, прибывшим с поля сражения.