Черноморский флот в трех войнах и трех революциях - Александр Широкорад Страница 21

В ночь с 28 на 29 октября крейсер «Бреслау» поставил у входа в Керченский пролив 60 мин, а затем направился к Новороссийску.

На рассвете 29 октября крейсер «Бреслау» и минный крейсер «Берк-и-Сатвет» обстреляли с дистанции 4 км торговый порт Новороссийск. Среди объектов бомбардировки были радиостанция, жилые дома и нефтехранилище. Командир «Берк-и-Сатвета» в отчете писал: «Мы видели, как пылающая красная нефть стекала вдоль улиц в море и жуткая дымовая туча обволакивала город и его окрестности. Мы покинули пылающий город и, отойдя на 80 миль от него, все еще видели охваченный огнем Новороссийск, похожий на раскаленный кратер».

Попытка перехватить русские торговые суда у южного берега Черного моря не удалась. На минном крейсере «Пейк-и-Шевкет», на который возлагалась задача по перерезке кабеля Варна — Севастополь, произошла авария в машине, поэтому эту задачу взял на себя «Бреслау». Его попытка перерезать кабель 1 ноября не имела успеха, и в полдень того же дня он пришел в Константинополь.

Легкий крейсер «Гамидие» (под командованием немецких офицеров) в 6 ч 30 мин утра 29 октября подошел к торговому порту Феодосия и в течение часа обстреливал город, выпустив 150 снарядов. Целями бомбардировки были портовые краны, вокзал, водопроводная башня и склады. Обратно «Гамидие» шел вдоль крымского берега и попутно утопил пароход «Шура» водоизмещением 1223 т и парусник в 300 т. Их команды были взяты на борт крейсера. 31 октября в полдень «Гамидие» вошел в Босфор.

Любопытна реакция Николая II на нападение германо-турецкого флота. 29 (16) октября он записывает: «Рано утром турецкая эскадра подошла в тумане к Севастополю и открыла огонь по батареям, а полчаса спустя ушла. В то же время «Бреслау» бомбардировал Феодосию, а «Гебен» появился перед Новороссийском. Немцы-подлецы продолжают отступать поспешно в западной Польше. Утром шел снег и день простоял серый. Завтракали: Элла и Дмитрий Шер[еметев] (деж.). До 2-х ч. поехали в город. Алике на заседание, а я с Татьяной на Елагин к Мама. Затем с нею и Т[атьяной] вернулся в Зимний дв., где простился. В 4 ½ вернулись в Ц. С. Занимался. В 11 ¼ Элла уехала в Москву» {27}.

Я умышленно привожу всю запись, дабы читатель смог правильно оценить приоритеты в жизни царя. Лишь на следующий день до царя доходит смысл происшедшего на Черном море. 30 (17) октября он пишет: «После бумаг погулял четверть часа. Имел обычные доклады и принял разных лиц. В 2 ½ представился новый американский посол г-н Мари с членами посольства. Сделали хорошую прогулку. Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения вчера на Черном море! Только вечером под влиянием успокаивающей беседы Григория душа пришла в равновесие!» {28}

Насчет «Подлого» поведения турок и немцев — ни прибавить, ни убавить, а вот насчет своих адмиралов, проспавших и проср…х все на свете, — ни слова. Царь ежедневно подробно записывает в дневник наиболее важные события своей жизни. Он никогда не забывает писать о всенощных, приложениях к иконам, утешительных беседах с Григорием, играх в кости и домино со свитой, стрельбе по воронам и кошкам. Почти каждый день в дневнике он начинает с событий на германском фронте. Но до конца года нет ни единого слова о войне с Турцией.

А как реагировало на «Севастопольскую побудку» турецкое руководство? Турецкий посол в Париже Рифаат-паша официально заявил, что турецкая эскадра, в составе которой находились крейсера «Явуз Султан Селим» и «Мидилли» («Гебен» и «Бреслау»), 28 октября 1914 г. встретила в нейтральных водах к северу от Босфора отряд в составе русского минного заградителя и трех миноносцев. В ходе скоротечного огневого контакта один русский корабль был затоплен. Команда попала в плен, и турки узнали, что отряд шел ставить мины у входа в Босфор. Тогда же были «причинены некоторые повреждения одному из русских портов». Рифаат-паша заявил: «Турецкое правительство считает, что русский командир корабля ставил мины у Босфора без одобрения своего начальства, и готово пленных русских моряков возвратить».

Вот вам блестящий образец дезинформации. Французы и англичане не поверили лишь потому, что Россия была их союзницей. В противном случае английская пропаганда на весь мир бы трубила о русской агрессии. Тем более что все, что сказал Рифаат-паша, похоже на правду. Как мог «Прут» с 750 минами на борту оказаться в середине Черного моря? Кто бы поверил, что заградитель с минами ходил в Ялту за пехотным батальоном? Такой приказ мог дать или сумасшедший, или изменник. Но поскольку Эбергард после этого остался командовать Черноморским флотом, то, значит, турки правы?!

Посол Турции в Петрограде Фахретдин-бей попытался заручиться обещанием России не посылать свои корабли к турецким берегам в обмен на заверение, что османский флот вообще больше не появится в Черном море. Сазонов в ультимативной форме потребовал немедленного удаления всех немцев из турецких армии и флота в качестве предварительного условия переговоров о компенсации за «вероломное нападение на наши берега и причиненный от этого ущерб».

Послы Антанты поддержали требование России. Великий визирь Саид Халим-паша, председатель меджлиса Халиль-бей и даже ряд высших офицеров на экстренном заседании военного кабинета 1 ноября 1914 г. высказались за аннулирование союза с Германией и за удаление всех германских военных советников. Однако губернатор Стамбула Мехмед Талаат-паша напомнил собравшимся о том, что город под прицелом орудий германских крейсеров. Вокруг дворца, где шло заседание, стояли караулы германских моряков. Наконец немцы пустили в ход неотразимое для турецких правителей оружие — деньги. Кайзер утвердил заем Турции в 100 млн. франков золотом, причем первые два миллиона уже были отправлены. Против такого аргумента пашам возразить было нечего.

11 ноября 1914 г. Султанским фирманом была объявлена война России, Англии и Франции. К тому времени 70-летний султан Мехмед V был лишь номинальным правителем. «А нам действительно нужна война?» — растерянно спросил султан у Энвера-паши. Тот ответил: «Аллах велик. Мудрость Всемогущего безгранична».