Половцы - Светлана Плетнева Страница 20

Итак, судя по первым летописным упоминаниям, основным этническим компонентом кочевых федератов были торки, обитавшие на всем русском пограничье (на правом и левом берегах Днепра). С 1080-годо 1146 г. – года первого упоминания поросского кочевого союза черных клобуков – о торках говорится в восьми записях Ипатьевской летописи. О печенегах, которые связываются летописцем только с Поросьем, упомянуто в семи записях. Третьим компонентом, о котором сказано в той же летописи всего четыре раза, были берендеи. Следует сказать, что о происхождении торков и печенегов летописец дает довольно подробную справку, о берендеях же до 1097 г., когда о них только вскользь наряду с двумя другими этносами упоминается в летописи, он не написал ничего. Откуда появляются они в Поросье почти одновременно с печенегами и торками? Поскольку в летописи сохранился рассказ об ослеплении князя Василька, главную роль в котором играл торчин по имени Береньдя, ученые неоднократно, ссылаясь на это, приходили к выводу, что берендеи были торческим родом (куренем). Это вполне возможно, так как в числе гузских родов арабские источники называли и род баяндур. Правда, по другим восточным известиям, баяндур был кипчакским родом. Как бы там ни было, но берендеи распространились по Руси очень широко. Помимо Поросья, они заселяли даже один из районов во Владимиро-Суздальской земле, о чем свидетельствуют сохранившиеся топонимические наименования: Берендеева слобода, станция Берендеево, Берендеево болото. Очевидно, попали они сюда в период войн Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского за стол в Киеве, т.е. уже значительно позже первых десятилетий пребывания их на землях, предоставленных им русскими князьями.

Следует сказать, что в формировании кочевнического заслона большую роль сыграл все тот же деятельный, умный и дальновидный русский князь Владимир Всеволодич Мономах. Во всяком случае, все первые упоминания об этих кочевниках связаны с его именем. Мы уже говорили, что начало процесса образования заслона относится к концу 70-х годов и что длился он продолжительное время, в течение нескольких десятилетий русское пограничье пополнялось новыми куренями, откочевывавшими сюда из половецкой степи. Еще в 1103 г. после победы русских войск над половцами на реке Сутин (на обратном пути) Владимир, помимо половецкого полона, взял в степи и привел на Русь «печенеги и торки с вежами». То же, очевидно, произошло и в 1117 г. после ухода «беловежцев» с Дона на Русь. Беловежцы, как известно, основали городок-крепостицу на Черниговском пограничье, окружив ее своими прежними союзниками печенегами и торками, разбитыми половцами у старой Белой Вежи в 1116 г. Очевидно, поселяясь в пограничных землях, кочевники могли не только кочевать круглый год по небольшой отведенной им территории, но и переходить по маршрутам с зимников на летники. Однако в основном они вели уже оседлый образ жизни и пастушеское хозяйство с преимущественным развитием коневодства и овцеводства. При этом вряд ли они были склонны заниматься земледелием в той конкретной сложившейся на пограничье обстановке. Дело в том, что они жили там вперемешку с русским земледельческим населением. Так, хорошо известно, что еще Владимир Святославич, сооружая укрепления по Устрье, Трубежу, Суле и Стугне, населял их «лучшими мужами» из словен, кривичей, вятичей и даже чуди. То же делал и Ярослав, ставя крепости по Роси. Н. Е. Бранденбург и другие археологи, помимо кочевнических курганов, обнаружили и раскопали там несколько курганных могильников, принадлежавших славянскому населению. Экономический симбиоз этого населения, занимавшегося, конечно, земледелием вокруг заселенных ими городков, с недавними кочевниками, достаточно искусными скотоводами, составлял характерную особенность хозяйства южных пограничных районов.

С князьями, выделившими земли торкам, печенегам и берендеям, в первые десятилетия заселения этих земель отношения были очень неровные. Кочевники стремились, естественно, к федеративности, дающей им самостоятельность и фактическое равноправие с русскими княжествами. Этого ни в коей мере не желали допустить князья и прежде всего Владимир Мономах. Мы уже говорили, что, будучи еще молодым княжичем, он по поручению отца приводил к повиновению взбунтовавшихся торков, это повторилось и в 1121 г., когда он вновь прогнал кочевников из Руси: «прогна… берендичи… аторци и печенези сами бежаша» (ПСРЛ, II, с. 286). Очевидно, действия Владимира были весьма суровыми, если кочевники сами - без нажима – ушли от разгневанного князя.

Единственной формой взаимоотношений, которых добивались и требовали русские князья, были вассальные. Часть кочевников принимала эти условия: за пожалованную землю они становились вассалами сюзеренов – Киевского, Переяславского и Черниговского княжеств. В 1126 г., когда умер Владимир, половцы пошли в поход на Переяславскую землю со специальной целью захватить торческие вежи. Отсюда следует, что в 1121 г. не все торки «убежали» от Владимира. Сообщение это интересно еще и тем, что в нем указано точное местоположение торческих веж – у городка Баруча, стоявшего севернее Переяславля примерно на 20 км, а также тем, что во время набега торки вместе с русскими укрылись за стенами этого городка.

Далее в течение четверти столетия эти кочевнические соединения почти не фигурируют на страницах основных русских летописных сводов. Исключением является краткое упоминание о печенегах, когда в 1142 г. во время распри Всеволода Ольговича с братьями этот князь использовал их в качестве дополнительной силы.

Только с 1146 г. начались почти ежегодные записи о действиях поросских вассалов киевских князей, объединенных, судя по записи этого года, в новое образование, названное летописцем «черные клобуки». Запись особенно интересна потому, что в ней черные клобуки уже явно выступают в качестве вассалов Изяслава, княжившего тогда на киевском столе: «…и ту прислашася к нему чернии клобуци и все Поросье и рекоша ему: ты наш князь, а Ольгович не хочем; а поеди в борзе, а мы с тобою» (ПСРЛ, II, с. 328).

Особенно выразительно подчеркивается роль киевского князя в качестве черноклобуцкого сюзерена в лаконичном сообщении летописца о смерти князя Изяслава Мстиславича в 1154 г.: «…и плакася по нем вся Рус кая земля и вси чернии клобуци и яко по цари и господине своем, наипаче же яко по отци…» (ПСРЛ, II, с. 469).

Итак, за предоставленные в Поросье земли черные клобуки обязаны были киевскому князю военной службой. Годы последующего полустолетия они верой и правдой служили ему. Войны киевский князь вел с наседающими на южные границы княжества половцами и со всеми князьями, посягавшими на Киев и на «великий стол». Причем следует сказать, что они присягали не отвлеченному «киевскому князю», а вполне конкретным лицам, сидевшим на киевском столе. Особенной популярностью пользовался Изяслав. В борьбе с Юрием Долгоруким он не раз терял Киев, но черные клобуки оставались ему, как правило, верными вассалами. Правда, Ростислав Юрьевич, приехав в Суздаль к Юрию в 1149 г., уговаривал последнего скорее выступить против Изяслава, мотивируя это тем, что «слышал есмь, оже хощеть тебя вся Руская земля и чернии клобукъ» (ПСРЛ, II, с. 373). Но это были только слухи, усиленные интригами Ростислава. Наделе же в 1050 г. к Изяславу «приехаша… вси чернии клобукы с радостью великою всеми своими полкы» (ПСРЛ, II, с. 396). В течение всей этой напряженной борьбы черные клобуки только один раз действительно изменили Изяславу; испугавшись Юрия, они предложили своему сюзерену: «Княже! Сила его велика, а у тебя мало дружины… не погуби нас, ни сам не погибни, но ты наш князь, коли силен будеши, а мы с тобою, а ныне не твое время, поеди прочь…» (ПСРЛ, II, с. 401). Изяслав отступил, но уже в том же году сделал попытку вновь захватить Киев. В результате именно с их поддержкой и, конечно, с помощью самих киевлян Изяславу удалось победить тогда (в 1151 г.) Юрия и сесть на киевский стол.