История географических карт - Ллойд Арнольд Браун Страница 20

В целом карта мира, предложенная Эратосфеном, казалась Страбону приемлемой; ему не нравилось лишь, что некоторые расстояния на ней представляют собой всего лишь оценки, а линии решетки проведены достаточно произвольно и на разных расстояниях. Страбон считал, что необходима какая-то «мера» – стандарт измерений, с помощью которого геометрические величины можно было бы более точно переводить в линейные размеры и таким образом представлять места на карте в их подлинном соотношении. В то же время Страбон считал, что геометры и астрономы отнеслись к Эратосфену слишком сурово, когда потребовали, чтобы каждый размер на его карте был точен, – ведь он делил мир на части не геометрически, а для удобства и практичности. Он указывает своим читателям, что Эратосфен создавал сетку для своей карты без помощи инструментов, таких как гномон или солнечные часы, и часто использовал в тексте фразу «на более или менее прямой линии»; исходя из этого, критикам следовало бы быть более терпимыми.

По оценке Страбона, гораздо важнее то, что источники, которыми пользовался Эратосфен, не всегда достоверны, а о некоторых частях мира он просто ничего не знал. Если верить Страбону, Эратосфен ничего не знал об Иберии и Кельтике и не имел никакого понятия о Германии и Британии. Менее удивительно отсутствие у него информации о странах гетанов и бастарниан, поскольку в обоих случаях не было никакой уверенности в том, где именно располагаются эти страны и что они собой представляют. «В самом деле, – пишет Страбон, – в том, что касается географии отдаленных стран, нам не стоит критиковать его столь же придирчиво, как мы делаем это в отношении континентального побережья и других хорошо известных мест; нет, даже в случае ближних мест нам следует применять к его картам не геометрические, а скорее географические критерии».

Эратосфен сделал первый шаг к созданию упорядоченного портрета обитаемого мира, но даже его современникам предложенная им произвольная сетка параллелей и меридианов вовсе не показалась удовлетворительной; что уж говорить о тех, кто пришел позже. Его мир представлял собой причудливую смесь догадок и логических выводов, примитивной геометрии и достаточного количества прикладной астрономии; все это только добавляло путаницы. В результате получилась достаточно плохая карта. Места, положение которых можно было определить относительно других мест, были редки и находились далеко одно от другого, поэтому проведенные Эратосфеном пересекающиеся линии располагались на разных расстояниях друг от друга, да и точность их вызывала сомнения. Промежутки же можно было заполнять исключительно «на глаз». Если географам казалось, что два места лежат на равном расстоянии от экватора, если их климат и растительность были в основном схожи между собой, то этого было достаточно, чтобы поместить их на одной параллели – так должно быть. Возможности же точного определения долготы безнадежно отставали от потребностей реальной жизни.

Карта Эратосфена вызвала особенно сильное неприятие у Гиппарха – астронома и математика. Он считал, что существуют значительно более разумные и научные способы разделить на части обитаемый мир и мир в целом. В таком ключе он написал резкую обличительную работу «Против Эратосфена», содержание которой в точности соответствовало заголовку. В ней он потратил множество усилий на то, чтобы продемонстрировать, с каким некомпетентным и небрежным ученым ему приходится иметь дело, и опровергнуть большую часть его географических выводов, хотя сам Гиппарх и не был географом. Он критиковал Эратосфена за полное пренебрежение научной точностью при изготовлении карт, хотя всем должно быть очевидно, что при отсутствии научных данных о научной точности говорить не приходится. Но Гиппарх походя сделал одно предложение, которому суждено было изменить пути развития картографии; его предложение было вполне логичным, хотя на тот момент и не слишком годилось для реализации. Почему не провести все климаты так, чтобы они действительно оказались параллельны равноденственной линии, и не провести целую серию их через равные интервалы от экватора к полюсам? И почему не построить серию линий, идущих под прямым углом к параллелям, – больших кругов, проходящих через оба полюса на равных расстояниях по экватору? Почему не построить таким образом для сферической Земли упорядоченную геометрическую сетку?

Чтобы достигнуть этого идеала, говорит Гиппарх, местоположение параллелей следует определять только с помощью астрономических наблюдений, а ширину каждой зоны между параллелями – пояса или «климата» – по продолжительности самого длинного дня в году. В теории эта схема должна была привести к созданию такой же сетки, как и чисто геометрическое построение, но на практике такое распределение параллелей и меридианов было невозможно – добраться из одного места в другое было очень сложно, а путешественники упорно не хотели привозить из своих странствий ничего, кроме туманных рассказов об увиденном. Мало было надежды встретить купца или политика, который проводил бы наблюдения звездного неба или расспрашивал местных жителей о продолжительности самого длинного дня в году; мало кого из путешественников вообще интересовали научные вопросы. Более того, такая система не соответствовала требованиям расположения параллелей через равные интервалы вдоль главного меридиана; выяснилось, что зона или «климат», где самый длинный день в году продолжается от 14 до 15 часов, тянется по широте на 10 градусов 32 минуты, а зона, где этот день продолжается от 19 до 20 часов, – всего на 2 градуса 53 минуты. Что же касается равноудаленных меридианов, то это вообще была всего лишь красивая идея; реализовать ее можно было только в том случае, когда и если было бы изобретено устройство, позволяющее точно отмерять время.

Мир Эратосфена скорее симметричен, нежели точен; однако проведенное Эратосфеном разделение мира стало предвестником наших параллелей и меридианов

Предложенная методика изготовления карты вовсе не была оригинальной; напротив, сам Эратосфен понимал необходимость какого-то подобного метода разделения Земли на части, и нет никакого сомнения в том, что он высоко ценил геометрическую точность и научные наблюдения – во всем и, в частности, в картографии тоже. В то же время Эратосфен, по всей видимости, понимал, что бесполезно пытаться построить научную карту на основании одних только предположений и догадок; он так и сказал, и это было его ошибкой. Положение большинства мест на Земле и их относительное взаимное расположение устанавливались в то время исключительно на основании непроверенных слухов и традиций. Тем не менее Гиппарх, разнося в пух и прах труд Эратосфена, настаивает на том, что карту мира необходимо пересмотреть, так чтобы каждая важная точка наносилась на карту в соответствии с ее широтой и долготой, причем обе координаты следовало определять с помощью астрономических наблюдений.

Закончив с красноречивым изложением собственных научных идей и беззастенчивой критикой произведений других ученых, Гиппарх перешел к практике, то есть к пересмотру карты, и сразу же «поплыл». Подобно любому другому картографу и до него, и после, Гиппарх вынужден был взять на веру определенный объем исходной информации; по всей видимости, он не испытывал угрызений совести, используя при создании своей карты некоторые данные и выводы более ранних авторов. Например, для длины окружности Земли он принял величину в 25 200 миль, вычисленную Эратосфеном, что выглядит странно, если учесть низкое мнение его об этом человеке. Гиппарх снизошел даже до того, что принял главную параллель, проложенную Эратосфеном и одобренную другими авторами; он только передвинул Сицилийский пролив к северу и провел эту параллель южнее Сиракуз, что было ближе к истине. Точно так же он заимствовал у Эратосфена главный меридиан, проходящий через Александрию, Сиену и Мероэ, Троаду, Византий и устье Борисфена. Эратосфен разделил свою сферу на 60 частей по 6 градусов каждая; Гиппарх разделил ее на 360 частей и, по всей видимости, сделал это первым.