Путь слез - Дэвид Бейкер Страница 20

– Нет уж, фрау, я нужен здесь.

– Но ты должен понести кару! Деревне нужно, чтобы вы спасли всех нас.

– Сама неси свою кару, старуха, – пробормотал Вил.

Дети Вейера собирались под легкое журчание пожеланий в добрый час, несущихся со всех сторон. Старики неожиданно взгрустнули. Небывалая тревога просыпалась в людях, беспокойное томление зашевелилось в груди, как трепет листьев пред бурей. В синем небе поднималось безучастное солнце, а Карл с Марией тоскливо смотрели на растущую толпу из знакомых лиц, которые у деревенского колодца ждали благословения отца Пия.

Наконец священник появился на своем несчастном осле, и по обыкновению скатился с него. Дети полукругом приблизились к Пию. Он церемонно поднял к своему безмятежному лику большое серебряное распятие и пробормотал молитву.

Карл с Марией стояли чуть поодаль от остальных и напряженно прислушивались к отцу Пию, когда он произносил благословение и слова ободрения. Карл завистливо смотрел на друзей. Там был Отто, сын мельника, довольно крепкий светловолосый мальчик тринадцати лет, веснушчатый и зеленоглазый. Возле него пошатывался Лотар, младший брат Отто, едва четырех лет от роду и по-младенчески пухлый, весь в ямочках. А у липового дерева стояла Ингрид, дочь йомена, с сестрой Беатрис восьми лет. Карл считал Ингрид очень красивой, ему нравилось как она собирала свои длинные рыжие волосы у основания тонкой гибкой шеи, и как она мило улыбалась. Он всегда был влюблен в Ингрид, и теперь, глуповато ухмыляясь, он пылко махал ей на прощание рукой.

Мария прошептала разрумяненному братцу:

– Смотри, Ингрид берет маленького братика с собой, а он едва-едва ходит. Как он доберется до Палестины?

Карл выпятил грудь.

– С Божьей помощью.

Он махал то одному, то другому, то своим троюродным братьям: Георгу, шестнадцати лет, Вулфхарду, четырнадцати, и их сестре, Ричарде, двенадцати лет. Это были дети Ричарда, двоюродного брата его отца, который тоже вступил в войну против штедингеров, да так и не вернулся.

Дети отважно ждали, одетые, по обыкновению, в домотканое. Мальчики, известно, были в гамашах; редко кто носил их поверх других льняных, исподних гамаш. Сверху они надевали шерстяные туники, длиной до середины бедер, как у крестьянских рабочих, и опоясывались веревкой. Девочки носили льняные рубахи, длиной до щиколоток и без рукавов. Поверх них они надевали шерстяные платья, также ниспадающие почти до земли, но с рукавами и поясом. Мало кто имел обувку; некоторые обворачивали подошвы полосками свиной или телячьей кожи. Ни у кого не было накидки или плаща, но у многих за спиной болталось свернутое в трубку одеяло, и все как один гордо сжимали ручные деревянные кресты. Многие лица носили следы хорошего мытья накануне, и многие чрева ощущали непривычную сытость, но вот в дорогу запасли пищей не всех.

Пий поклялся, что сами ангелы накормят их и дадут им приют, ибо «ни одна из малых птиц не забыта у Бога». Он закончил благословлять, совершил последнее освящение и протянул руку склонившимся у его ног. Юные крестоносцы поднялись с колен, и один за другим целовали руку священника и серебряное распятие, которое он прикладывал к их губам.

Если бы сердце не изнывало от нетерпения, Карл был бы в полном восторге от происходящего. На мгновение он закрыл глаза и представил свое триумфальное вхождение чрез арочные врата Святого Града.

Карл обернулся и увидел, как Мария с улыбкой машет на прощанье маленькому Лотару, и тут он сообразил, что время приятного мечтания вышло. Его славные друзья взаправду уходили в путь. Они стали в колонну и начали песню.

Пий указал им на юго-запад, к обербрехенской дороге.

– Следуйте по течению Лаубусбаха до Обербрехена, – сказал он им, – затем по долинам до самого Рейна. – Он сказал им повернуть направо от Рейна и найти город Майнц, где они сольются с основным отрядом. Оттуда, наставил он, идти им сквозь великие горы в земли странные, пересечь море и ступить на Святую Землю.

– Прежде дня святого Михаила, – воскликнул Пий, – все вы установите свои кресты на горе Иерусалима.

* * *

Два дня пролетели быстро, и в последний вечер июня к хижине пекаря подошел обеспокоившийся отец Пий с фрау Анкой.

– Ежели еще мешкать, вы не нагоните остальных, – предупредил он. – Я мыслю так, Вильгельм, что тебе следует почтить свое прежнее решение по этому делу, решение, которое послужило ко благу нам обоим.

Он поднял одну бровь, затем обернулся к Карлу.

– А ты, кого Господь одарил особым сердцем, хорошо знаешь свой долг. Неужто покинула тебя вера твоя? Неужто мужество оставило тебя? Иль, быть может, ты потерял любовь к Богу? Горе вашей бедной матери.

– Ja, правда, мальчишка, – отрезала Анка. – Ежели у тебя не осталось любви к Богу, тогда и разговора нет. Но есть ли любовь к вашей бедной матери, ибо она цепляется за жизнь, в ожидании, когда вы понесете кару и освободите ее. Ты, Карл, знаешь лучше своего тупого брата, что Бог только тем благоволит, которые повинуются Ему.

Пий закивал и положил руки поверх своего округлого живота.

Карл теребил подол туники, уставившись в пол. Он коротко взглянул в холодные глаза Вила, который ринулся из общей комнаты в материнскую спальню. Марте становилось то лучше, то хуже. Сейчас она спала, но дышала неровно и часто. Вил стоял возле нее, впившись глазами в мокрую тряпку в руке.

Неожиданно в комнате появился священник. Он ничего не сказал, но устремил взгляд на мальчика. Вил напрягся, приросши к месту, словно загнанная лисица. Каждый знал, что у иного на уме, однако ж, в сей день не будет ни ссоры, ни перебранки иль злобных слов, ни угроз и обид, ни клятв, ни проклятий. Вил уступал. Он бросил на мать слезный взгляд и сказал просто:

– Мы выходим на заре.

Итак, верный слову, Вил поднял брата и сестру до рассвета, и они выполняли наказанную работу при свете свечи. Он собрал всю пищу, которую под силу было унести, и сложил ее на столе. Затем собрал снадобья Лукаса обратно в котомку, но большую долю травы, что для матери, он оставил у котелка. Карлу и Марии было велено связать все, что нужно, в их тонкие одеяла и готовиться к пути.

Неожиданно в дверях появился Томас.

– Я желаю отправиться с вами.

– Зачем?

– Я хочу уйти отсюда, – ответил он.

Вил осмотрел парня и заметил ботинки на ногах.

– Где ты их достал?

– Э-э… Пий дал в обмен на обещание, что я уйду.

Вил колебался. Томасу не стоило доверять. Но он быстро смекнул, что парня лучше подальше увести от семейной пекарни.

– Ja, да… можешь идти с нами, но одна твоя выходка – и ты немедля продолжишь путь один.

Томас пожал плечами, но Вил уже ушел с Карлом и Марией в комнату матери. Все трое почтительно склонили колени у ложа. Никому не было легко, в особенности Карлу, когда они по очереди целовали ей руку. Он сжался, чтобы сдержать поток слез, но с каждым взятым вдохом его лицо все сильнее корчилось и опухало от сдавленных рыданий. Мария обвила крошечные руки вокруг запотевшей головы и рыдала открыто. Вил поджал губы и вышел из комнаты, как в хижину вошла Анка.