История Испании - Артуро Перес-Реверте Страница 20
История Испании - Артуро Перес-Реверте читать онлайн бесплатно
Итак, мы остановились где-то посреди XVIII века, во время правления Фердинанда VI, направляясь к Карлу III, в окружении европейского контекста просвещения и модернизации, в то время, когда Испания потихоньку выкарабкивалась из ямы, когда создавались экономические сообщества радетелей отечества и науки, а культура и прогресс входили в моду. Но вот что касается прогресса, то он тем не менее натыкался на препоны ультраконсервативной части католической церкви, вовсе не намеренной выпускать ручку той самой сковороды, в которой она долгими веками томила нас на медленном огне в святой водице. Используя кафедры и исповедальни, радикальные круги этого общественного института стремились подорвать доверие к безбожной модернизации, призывая на нее все муки ада. К счастью, и среди самого сообщества священнослужителей встречались образованные и начитанные люди передовой мысли, новаторы, служившие некоторым противовесом. И это ситуацию понемногу меняло. Суть же проблемы заключалась в том, что наука, новый бог этого века, в немалой степени подтачивала устои религии, так что теологи и инквизиторы, не желая терять свое влияние, защищались с яростью бенгальского тигра. Соответственно, в то время как в Англии и Франции люди науки пользовались вниманием и уважением, здесь они не осмеливались ни голос поднять, ни поглубже копнуть, ведь, позволь они себе предпочесть научные основания и пренебречь догматами веры, по их души сразу же могла заявиться инквизиция. Это привело к тому, что на уста ученых легла печать молчания из предосторожности, типа «лучше себе жизнь не портить, коллега». В частности, это приводило к разного рода аберрациям. К примеру, Хорхе Хуан и Ульоа, два наиболее блестящих ученых и мореплавателя своего времени, по возвращении из экспедиции, в ходе которой им удалось измерить дугу меридиана в Америке, в некоторых своих формулировках вынуждены были прибегнуть к самоцензуре, чтобы избежать конфронтации с теологами. И вот мы и дошли до жизни такой, что в некоторых научных трудах появлялись забавные предупреждения типа: «Несмотря на то что это положение представляется доказанным, полагаться на него невозможно, поскольку оно противоречит католическому вероучению». Неслабо. Собственно, именно по этой (среди прочих) причине в то самое время, когда другие страны получили своих Локка, Ньютона, Лейбница, Вольтера, Руссо или д’Аламбера, а Франция уже обзавелась «Энциклопедией», здесь максимум того, что мы имели, – сборник трактатов «Универсальный критический театр» отца Фейхоо. И на том спасибо, потому как каждый дрожал от страха, что на него укажут пальцем те самые мыслители – теологи и моралисты, – что зубами вцепились в затхлое наследие Аристотеля и схоластику, царившие в университетах и на амвонах (страшно подумать, сколько талантов, надежд и будущего было удушено в этой гнусной безвыходной западне). И значит, как писал Ховельянос, в то время, когда за границей как на дрожжах росли физика, анатомия, ботаника, география и естественная история, «мы ломали себе голову и перекрикивали друг друга в аудиториях, дискутируя по вопросу: является ли сущее актом существования или актом аналогии». Это дуракаваляние увело нас в сторону от реального прогресса и сильно затруднило продвижение по тому пути, который люди ученые и подчас отважные – а справедливости ради нужно признать, что некоторые из них были весьма достойными священниками, – выбрали верно, несмотря на путы на ногах и окружающие опасности. Как в тот раз, когда правительство решило ввести в университетах изучение ньютоновской физики, а большая часть ректоров и профессоров встретила эту инициативу в штыки или когда Совет Кастилии поручил капуцину Вильяльпандо внедрить в университет новинки науки, но доценты новые книги отвергли. Так что неизбежную дорогу к прогрессу и современности Испания проходила медленнее других, прихрамывая, бедняжка, и зачастую из-под палки. Почти все важнейшие тексты той эпохи фигурировали в «Списке запрещенных книг», и для тех, кто намеревался вытащить нас из колодца и заставить взглянуть в лицо будущему, было всего лишь два пути. Один – встроиться в сеть передачи корреспонденции и книг, циркулировавших среди образованных элит Европы, и, как только выпадал случай, привозить в Испанию специалистов – признанных научным сообществом изобретателей, инженеров, преподавателей и ученых. Другим путем был отъезд за границу – получить образование или просто попутешествовать, объехать главные столицы Европы, где развивались науки и творился прогресс, а потом вернуться, привезя с собой свежие идеи и желание претворить их в жизнь. Но это было доступно очень немногим. Подавляющая масса испанцев из простонародья оставалась неграмотной, апатичной, неотесанной, такой далекой от тех двух элит, или идеологий, которые только еще проклюнулись в XVIII веке, но скоро навсегда определят будущие черты нашей расхристанной истории: Испании консервативной, посконной, самым радикальным образом приверженной традициям трона, алтаря, родной почвы, и другой Испании – просвещенной, стремящейся распахнуть двери разуму, культуре и прогрессу.
Худшим врагом Испании в XVIII веке – а количество их явно превышало единицу – стала Англия. К британской заботе о том, чтобы не допустить в Европе сильных государств, следует добавить ее соперничество с Испанской империей, основной ареной которого являлось море. Испанские владения в Америке выглядели лакомым куском, а переток богатств через Атлантический океан был слишком соблазнителен, чтобы за его счет не поживиться. Невзирая на многочисленные признаки восстановления, Испания не имела промышленности, практически ничего своего не производила и жила, покупая все необходимое на золото и серебро, которое добывали в шахтах порабощенные индейцы и исправно и в больших количествах доставляли целые флотилии галеонов. Вот это и было тем самым пунктиком. Немало состояний лондонского Сити было сколочено на отнятом у Испании и ее колоний, – одним словом, мы стали биссектрисой в Бермудском треугольнике, куда все кому не лень слетались за добычей. Испанская монополия на торговлю с ее американскими колониями не пришлась по вкусу британским торговым домам, которые насылали на нашу голову своих корсаров (грабителей с королевской лицензией на грабеж), пиратов (грабителей на свой страх и риск) и контрабандистов. За место в этой очереди хищников толкались и пихались, оттесняя слабаков в конец («а ты, чувак, грабишь последним!»), вплоть до того, что все это стало напоминать птичий двор с дракой гусей за место у кормушки, или поилки, или как там эту штуку ни назови. На всем на этом, ясное дело, нагревали руки британские колонии в Северной Америке, чья преуспевающая буржуазия, наживаясь и на своем, и на нашем, в промежутках между истреблением то тех, то других индейцев, уже подумывала об отделении от Англии. Испания же, хотя с Бурбонами она и стала восстанавливаться и залечивать раны – инфраструктура, научные достижения, почта, коммуникации, – после катастрофы времен прощания с Габсбургами развернуться по-настоящему пока еще не могла, несмотря на все старания деятелей Просвещения направить ее в будущее. И здесь свою роль сыграли министры и другие заметные личности, такие, например, как маркиз де ла Энсенада, который, имея намерение оказать достойное сопротивление Англии на море, реформировал Королевскую армаду, укомплектовав ее отличными судами и великолепными офицерами. И хотя поезд уже ушел и Испания не смогла бы вернуть себе статус ведущей мировой державы, эта политика позволила нам сохранить уважение к себе на море до конца столетия. Доказательством того, что Энсенада шел в совершенно верном направлении, служит как раз то, что англичане без конца ставили ему палки в колеса, строя заговоры и подмазывая кого надо, пока им не удалось-таки добиться, чтобы король отстранил его от дел (в конце концов, Испания продолжала оставаться Испанией, а в Лондоне нас уже досконально изучили). И ничто не свидетельствует в пользу этого министра лучше и не является более для нас постыдным, чем направленное в Лондон письмо английского посла, в котором он радостно описывает падение министра: «Великие проекты, направленные на усиление Королевской армады, остановлены. Впредь корабли в Испании строиться не будут». В любом случае, с Энсенадой или без него, наш XVIII век стал в первую очередь веком испанского морского флота и продолжит им быть ровно до того момента, пока все не пойдет прахом в битве при Трафальгаре. Проблема заключалась вот в чем: хотя у нас были и корабли – мощные, отлично сделанные, – да и офицеров высшего класса с превосходной научной и практической подготовкой хватало, однако явственно ощущался недостаток в хороших корабельных командах. Система набора была просто позорной, жалованье моряков – копеечное, а те, кто возвращался из похода больным или увечным, были обречены на нищету. В отличие от британских моряков, получавших свою долю трофеев и пользовавшихся другими привилегиями, испанские команды не видели ни одного чертова дуро, и каждый моряк с опытом старался избежать кораблей Королевской армады, отдавая предпочтение торговым и рыболовным судам либо, как и сегодня, иностранным военным флотам. Однако же, как всегда и во всем, даже там попадались патриоты и храбрецы, и, несмотря на то что администрация Армады была кошмарной и коррумпированной до тошноты, некоторым выдающимся морякам и кое-каким героическим командам не раз и не два удавалось навести того еще шороху на море и на суше, как следует надрав задницу англичанам. Что, принимая во внимание общий уровень моряков, флаг, под которым они служили, и практически нулевую благодарность соотечественников, имеет двойную ценность. Железный Блас де Лесо задал перцу командору Вернону в сражении при Картахене, Веласко дрался как тигр возле Гаваны, Гальвес – герой в Соединенных Штатах, неизвестный в Испании, – обессмертил свое имя взятием Пенсаколы, а корабли, подобные славному «Глориосо», умели заставить англичан заплатить очень дорого, прежде чем сами спускали флаг. Даже великий Горацио Нельсон (деталь, о которой британские историки стыдливо умалчивают) потерял руку, когда хотел за здорово живешь взять Тенерифе, а местные жители, пока еще не привычные к туризму, оказали ему такой прием, что мало не показалось. Проучив за позерство и дурость.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments