Камень власти - Ольга Игоревна Елисеева Страница 20

— Я никогда не решусь войти туда, Парас, — великая княгиня с такой силой вцепилась пальцами в руку спутницы, что под кружевной белой перчаткой на запястье графини Брюс остались синие следы.

— Накиньте вуаль, моя дорогая, — Прасковья Александровна сама опустила на лицо Като глухую черную сетку, часто расшитую шелковыми розанами, так что цесаревна едва видела сквозь нее дорогу. — Идемте, — Брюс взяла вздрагивавшую подругу за руку и помогла ей выбраться из кареты.

— Я никогда здесь не была, — с опаской озираясь по сторонам, сказала Екатерина. — Кажется, вон там лес?

— С медведями и соловьями-разбойниками, — прыснула Прасковья Александровна. — Это парк Аничкова дворца. Конечно, он, и правда, почти что лес. Но знаешь, говорят, Разумовский вздумал огородить его чугунной решеткой на манер берлинских.

— Вместе с волками и разбойниками? — Тоже засмеялась Като.

Боже, как ей нравились эти петербургские несообразности! Какой там парк? Лет десять назад Ее Величество прирезала к новопостроенному дворцу Алексея Разумовского все пустоши, выгоны и рощи от Фонтанки до самого Казанского. А надо сказать, что там во всю ширь и мощь колыхался сырой и темный еловый бор, где величественно разгуливали лоси, неся свои царственные рога, и заливалась лаем графская охота — посреди города. Говорят, что и разбойники не раз наведывались из-за Фонтанки, пытаясь угнездиться на жительство прямо в столице. Потому-то Алексей Григорьевич затосковал и решил, по примеру хороших хозяев, огородить свое имущество литыми берлинскими решетками. А что? Пусть не мешают графу грибы собирать!

Екатерина повернула голову и с интересом уставилась на двухэтажный деревянный дом на каменном подклете, который выходил на реку глухо задернутыми окнами. За ними едва заметны были полоски яркого света, пробивавшиеся между плотными гардинами. Со стороны дома доносилась слабо уловимая музыка. Обостренный от нервного напряжения слух Като различил даже звон хрусталя. Или ей это почудилось?

Ветер переменился и подул с реки.

— Пойдем. — Брюс поежилась от внезапно налетевшей сырой взвеси. — Знаешь, я больше люблю московскую погоду. Угораздило же Петра построить здесь город! Маман говорит, что на самом деле он хотел, чтоб столица располагалась только на островах.

Екатерина кивнула. Матушка Брюс, Мария Андреевна Румянцева, знала, что говорит. Несколько лет до замужества она, дочь дипломата Матвеева, бойкая девица с новыми европейскими манерами, почерпнутыми в Лондоне, где служил ее отец, была, как тогда называли, «амантеской» Петра. Впрочем, у него таких амантесок… Но ее государь все же выделял и, когда, наконец, обрюхатил, приискал доброго тихого мужа. Старший брат Прасковьи, Петр Румянцев даже лицом слегка походил на покойного императора. А вот Брюсша удалась в мать. Боже, как хороша! И как распутна! Бедный старенький Александр Иванович Румянцев…

— Так мы идем? — Брюс решительно взяла Като за руку.

— Это и есть заведение Дрезденши? — Неодобрительно спросила великая княгиня. — Ты здесь бывала?

— Сто раз, — кинула Прасковья.

— И что ты там делала? — Изумилась ее спутница.

— Ах, Като, Като, — Брюс с шутливой укоризной покачала головой, — Мне себя трудно унять, нежная и пламенная дишперация моей души требует утоления всякий час дня и ночи. Надень, — она протянула спутнице черную бархатную маску, скрывавшую лицо ото лба до самых губ. — Знатные дамы ходят сюда в масках.

— Знатные дамы? — Удивилась Екатерина. — Зачем? Разве им мало куртуазных развлечений при дворе?

Прасковья тихо засмеялась.

— А мы зачем сюда пришли?

— Мы по делу, — строго парировала великая княгиня.

— И они по делу, — уверила ее Брюс. — Каждая хочет найти кавалера по своему вкусу. В свете это бывает трудно. Нужно, чтоб и его вкус был услажден совершенствами избранницы. Здесь кавалеры менее требовательны… Вернее требовательны только в одном вопросе. — Брюс со значением постучала себя по поясу, к которому был привязан тугой кожаный кошель.

— И такое бывает? — Удивилась Като. — Знаешь, я ведь не дитя и прекрасно понимаю, что продают себя и мужчины, и женщины…

— …Но в свете это обернуто во множество условностей, — подхватила Брюс. — В сотни мелких куртуазных подробностей, которые сглаживают дело. А здесь все выглядит просто.

— Грубо, я бы сказала, — хмыкнула великая княгиня. — Поэтому меня и коробит. Нельзя было найти другого места?