Расшифрованная "Илиада" - Лев Клейн Страница 2

В битве отмщения за Патрокла Ахилл воюет пешим, и тщетно один троянец, подбежав, обнимает его колена — Ахилл его закалывает ножом (XX, 463—464). Но тут же сказано, что

...под Пелидом (Ахиллом. —Л. К.) божественным

твердокопытные кони

Трупы крушили, щиты и шеломы: забрызгались кровью

Снизу вся медная ось и высокий полкруг колесницы...

(XX, 498-500)

Таких нестыковок много. Полное впечатление, что либо певец не очень четко представлял себе свой сюжет (но где же гениальность Гомера?), либо текст неоднократно подправлялся во многих местах, но при этом те, кто правил, упускали внести соответствующие изменения в соседние места и в места, связанные с правленым местом. На подобных неурядицах основаны критические исследования многих гомероведов (таких называют аналитиками) — они выделяют в Илиаде много вставок и подправок и приводят аргументы в пользу того, что у поэмы, в сущности, много авторов. Более того, неувязки в сюжете, многочисленные дублеты имен (синонимы) — два имени у города (Илион и Троя), два имени у реки (Ксанф и Скамандр) и т. д. — позволяют аналитикам защищать гипотезу, что поэма вообще составлена из нескольких разных песен, слитых в одну эпопею. То есть текст со стеной и текст без стены создавались порознь, а потом были объединены. Или песни со стеной (с XII по середину XV) включены позже в поэму, ахейской стены не имевшую.

Сторонники же традиционной идеи о единственном гениальном творце Гомере, называются унитариями. Они считают, что певец просто мог по забывчивости сбиться с принятого сюжетного курса. Но нестыковок слишком много, и они носят систематический характер, то есть двойное толкование многих деталей проведено через всю поэму.

Все это очень затрудняет чтение.

В 1884 году крупнейший специалист по Гомеру Ульрих Виламовиц фон Мёллендорф писал: «В настоящее время Гомер уже не является много читаемым поэтом... Даже филологи знают его большей частью столь же плохо, как святоши — Библию» (Vilamowitz 1884: 38). Что уж и говорить об обычных людях!

Современный итальянский писатель Алессандро Бар-рико (Баррико 2007: 5-7) пишет:

«Какое-то время назад у меня возникла мысль устроить публичное чтение „Илиады“... Я очень быстро понял, иго читать гомеровскую поэму в ее первозданном виде невозможно: для этого понадобится, как минимум, сорок часов времени и весьма терпеливая аудитория. И тогда я решил внести изменения в текст, приспосабливая его к поставленной мною цели. [...]

Я начал с сокращения текста, иначе чтение растянулось бы на неприемлемую для современной публики длину. Почти никогда не выбрасывая сцены целиком, я ограничивался, насколько это было возможно, удалением повторов, которых в „Илиаде“ великое множество, отчего текст становился немного лаконичнее. [...]

Я не сокращал целые сцены, но сделал из этого принципа намеренное исключение: изъял из текста все эпизоды, где появляются боги. Как известно, в „Илиаде“ боги довольно часто вмешиваются в происходящее, управляя им и предрешая исход войны. Но для современного восприятия они оказываются, пожалуй, наиболее чуждым элементом, из-за которого постоянно прерывается рассказ и замедляется развитие событий. Разумеется, я бы никогда не сократил эти сцены, если бы был уверен в их необходимости. Но, к сожалению, такой уверенности у меня не было. [...] Как говорил Лукач, роман — это эпопея без богов».

Кроме того, Баррико исключил из текста «все архаизмы, затемняющие смысл сказанного», а также изъял самого Гомера из текста — вычеркнул авторскую речь. Все повествование он разбил на эпизоды, а каждый эпизод излагает устами одного из участников, всякий раз другого, — то Хрисеиды, то Ферсита, то Пандара и т. д. Сплошные монологи. Что получилось? «Илиада» без повторов, без богов и без Гомера — это, конечно, не «Илиада». Это произведение Баррико, излагающее сюжет «Илиады» другими литературными средствами, вольный романоподобный пересказ. Он так же далек от «Илиады», как комикс на тему «Войны и мира» от эпопеи Льва Толстого.

Произведение Баррико, написанное в 2004 году, переведено на русский и издано в Москве {Баррико 2007). Оно показывает, что литераторы хорошо представляют себе трудности чтения самой «Илиады» и стараются как-то устранить их, сделав сюжет доступным, но нередко за счет утраты всего остального. Читатель воспринимает сюжет и теряет «Илиаду».

2. Оригинал и перевод. Вдобавок для русского читателя встает проблема языка и перевода — кто ж у нас знает древнегреческий. Раньше его изучали в классических гимназиях, но классическое образование сильно ужали еще в царской России, и поделом: нужно было освободить учебное время для современных языков и для дисциплин, необходимых в реальной жизни, — физики, химии, биологии, для расширения математики. Латынь осталась в юридических и медицинских вузах, а древнегреческий — только в университетах на классических отделениях филологических факультетов. Так что — перевод.

Само собой понятно, что художественное поэтическое произведение требует художественного поэтического перевода. Все мы знаем, что это очень трудно, но все же возможно. Есть отличные переводы сонетов Шекспира— переводы С. Маршака и А. Финкеля. Есть хорошие переводы стихов Гёте и Гейне. Особенно удаются переводы стихов, когда этим занимаются большие поэты. Почему же «Илиада» и «Одиссея» в переводах не производят впечатления настоящей поэзии, музыки слова?

Древние греки несомненно получали эстетическое наслаждение от прослушивания гомеровского эпоса. Такое же наслаждение получают от чтения «Илиады» и «Одиссеи» немногие современные филологи-классицисты, свободно владеющие древнегреческим языком. Тем, кто пользуется переводом, это совершенно недоступно.

Между тем русских стихотворных переводов гомеровского эпоса много (перечень их см. в кн.: Егунов 1964), и есть очень хорошие переводы на русский язык. Перевод Гнедича, сделанный во времена Пушкина, торжественномедлителен, переполнен архаизмами (словами церковно-славянского языка) и этим близок к оригиналу. Более того, Гнедич изобретал новые слова для гомеровского эпоса. Колесничие у него «бодатели коней». Это от слова «бодец», обозначавшего в древнерусском стрекало. Ныне и «стрекало» уже непонятное слово. Этим термином обозначалась острая палка, которой управляли конями с колесницы вместо вожжей — кололи в правую сторону крупа или в левую. Кони у Гнедича снабжаются эпитетом «звуконогие», герой Гектор — «шлемоблешущий», и еще много таких составных эпитетов.

Это нарушение легкости понимания — не упущение переводчика, а передача свойств оригинала. Ведь речь Гомера — не обиходная древнегреческая речь, а «искусственный язык» (точнее, диалект), сформированный в среде аэдов (эпических певцов) из разных греческих диалектов, с изрядным количеством архаизмов, иностранных слов, редких выражений (Meister 1921). Таким способом певцы создавали «высокий штиль». Ведь и в русском эпосе нечто подобное. В русском быту не употребляются выражения «а и возговорит...» или «ой ты гой еси...». Перевод Гнедича — несомненно, шедевр русской литературы. Вот как выглядит начало поэмы у Гнедича: