Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой Мировой войне - Максим Оськин Страница 2

Действительно, процент кавалерии на Западном (французском) фронте в ходе войны неумолимо понижался:

Однако мы говорим о Восточном (русском) фронте. Здесь хотя генеральная тенденция упадка кавалерии и обозначилась, но значение кавалерии в общевойсковом бою еще оставалось высоким. Это и русские удары в Восточной Пруссии, Галиции и Польше. Это и немецкие удары в Литве и Румынии. Конница воюющих держав с 1916 года стала спешиваться, используясь в окопной войне, однако процент кавалерии не спешил понижаться. Так, в начале войны в немецкой армии насчитывалось одиннадцать кавалерийских дивизий по шесть полков в каждой. В том числе на Восточном фронте — лишь одна. Итого — шестьдесят шесть полков армейской кавалерии (без войсковой конницы армейских корпусов и пехотных дивизий). К октябрю 1917 года немцы имели лишь семь кавалерийских дивизий по четыре полка и пять отдельных кавалерийских бригад по три полка. Итого — сорок три полка. Однако последняя германская кавалерийская дивизия убыла на Восточный фронт из Франции в июле 1916 года.

То есть если в августе 1914 года на Восточном фронте немцы имели шесть полков армейской кавалерии, то к моменту выхода России из войны — более сорока полков. И лишь после Брестского мира, в апреле 1918 года, были расформированы еще три немецкие кавалерийские дивизии, остались в строю только четыре: баварская, 1, 2 и 4-я. В свою очередь, русская Действующая армия в начале войны получила 124 полка армейской кавалерии, а к концу 1917 года русские имели до двух с половиной сотен кавалерийских полков (в основном — казачьих). Таким образом, если русская конница и не выполнила всех тех задач, что ставились перед ней, то тому виной не сокращение численности кавалерии, а во многом несостоятельность конного командования.

Правда, российские кавалерийские начальники в подавляющем своем большинстве оказались не на высоте исполнения поставленных перед ними боевых задач. Прежде всего это обстоятельство объясняется несоответствием реальных условий ведения современного боя с той подготовкой, которая практиковалась в русской кавалерии перед войной. Перестроиться, как это сделали многие пехотные начальники, кавалеристы, как правило, не смогли. Характерно, что данная тенденция всплыла еще в период русско-японской войны 1904 — 1905 гг. В итоге русская конница — самая многочисленная, сильная и подготовленная не только в Европе, но и в мире — в ходе Первой мировой войны не выполнила в полной мере и того, что могла и должна была выполнить. Упреки по этому поводу следует адресовать как довоенной практике подготовки русской кавалерии к современному бою, так и конным начальникам, не сумевшим воспользоваться опытом войны, а вернее всего, не пожелавшим это сделать.

Именно поэтому с расширением боевых действий в составе конницы русской Действующей армии все больший процент стали занимать казачьи соединения, так как казаки традиционно воевали в конном строю. Природная сметка и инициатива казаков побуждали использовать их для разведки в большей степени, нежели армейскую кавалерию. Кубанские пластунские бригады и попытка образования донских пластунов есть то исключение, которое подтверждает правило. Исследователь пишет, что «на 1 января 1917 года казачья конница, с учетом казачьих полков в дивизиях регулярной конницы, составляла почти семьдесят процентов всей кавалерии русской армии на театрах военных действий» ^[3]. В 1917 году это число еще увеличилось. Причина этому — нежелание русского командования увеличивать численность регулярной конницы вследствие изменения роли кавалерии в войне. Теперь уже конница не могла, как раньше, быть использована в качестве тарана по неприятельской пехоте, для чего регулярная кавалерия была более подходящей, нежели казачья. Помимо того, русская конница уже в первый год войны стала использоваться, как правило, в качестве своеобразной «ездящей пехоты». То есть конные части бросались на трещавшие участки фронта с целью придержать наступление противника до подхода собственной пехоты.

Русские военачальники, естественно, пытались сделать все от них зависящее, чтобы повысить коэффициент полезного действия от кавалерии. Так, в ходе войны было предпринято три попытки образования стратегической кавалерии — по разу в каждый год войны. Однако и здесь конные массы не сыграли той роли, какую должны были сыграть. В итоге оперативное значение, когда таковое бывало, имели лишь сравнительно небольшие конные соединения — от дивизии до корпуса. Причина этому, повторимся, и еще не раз будем говорить об этом во 2-й части, — несоответствие начальства превосходному составу своего рода войск. А.А. Керсновский отлично охарактеризовал это обстоятельство, резюмировав: «В общем, если характеризовать боевую работу русской конницы, то надо сказать, что корнеты совершали блестящие подвиги, а генералы упускали блестящие возможности…» ^[4].

Одной из главнейших задач конницы перед войной считалось ведение разведки. Причем не только ближней, перед фронтом своих общевойсковых соединений, но и дальней — в тылу неприятеля. Тем не менее участник войны сообщает, что наша конница не умела вести разведку в реальных боевых условиях: «Русская армейская конница вела разведку в течение всей кампании при самых разнообразных условиях перед фронтом и на флангах армии. Всегда и везде замечается одна и та же основная ошибка: разведка основывалась на действиях разведывательных эскадронов и разъездов, причем ядро конницы не стремилось боем очистить этим разведывательным органам дорогу через передовые и охраняющие части неприятеля. Разведывательные органы доходили только до этих передовых частей и дальше, в большинстве случаев, проникнуть не могли. Вообще в русской кавалерии не было твердо установлено, что только боем можно проникнуть до расположения крупных сил неприятеля и получить ценные сведения» ^[5]. Здесь имеется в виду та разведка, что предоставляет командованию ценную информацию оперативного характера. В последующем же роль кавалерии как разведки была уничтожена развитием авиации. Повышение значения техники (фоторазведка, превосходство германцев в воздухе, дирижаблестроение, устарелые самолеты русских летчиков) переломило ситуацию с получением разведданных в пользу неприятеля. Противопоставить этому равноценное средство русские не сумели: «Ошеломляющие успехи авиационной разведки в первые же недели войны привели к полному перевороту в оценке этого нового рода войск. То, о чем в мирное время и не помышляли, случилось: авиация почти совершенно вытеснила кавалерию как средство дальней разведки» ^[6].