Приливы войны - Стивен Прессфилд Страница 19

В этот момент я ненавидел его.

— А ты, мой друг, — вопросил он, хорошо понимая меня, — сам-то ты безгрешен?

— Кажется, сейчас трудно определить, что такое грех.

— Действительно! Мы едем в гавань. Поехали с нами.

И мы отправились шагом по тихим улицам.

— Перикл скоро умрёт, — сообщил Алкивиад безразличным тоном человека, потерявшего всех близких. Значит, беда не миновала и Олимпийца! — Перикл — подобно Тесею, Солону и Фемистоклу — один из тех, кто создавал наше государство. Никто не превзойдёт его.

Алкивиад замолчал. Его кузен тоже не проронил ни слова до самого порта Мунихия. Здесь всё бурлило. Лавочники, экспедиторы, портовые грузчики — все развивали шумную деятельность, торопясь успеть до прилива, который, как нам сказали, должен начаться за час до рассвета. Флот, возглавляемый Формионом, готовился отплыть, направляясь в Навпакт. Транспортные корабли стояли у погрузочных причалов. Рыболовные и военные суда, подобные шершням, числом шестьдесят, ожидали отплытия — борт к борту, в освещённых факелами эллингах, загороженных навесами, под которыми сновали корабельные плотники, такелажники, изготовители парусов и кордовых канатов. Младшие офицеры отдавали приказы, стараясь перекричать громкие голоса сошедших на берег матросов, грохот лебёдок и кранов. В лабиринтах стальных тросов, швартовых канатов, носовых и кормовых креплений, шкотов, вантов, грузоподъёмников, выбленочных тросов сновали отряды администраторов, портовых служащих, снабженцев, представителей городской власти, составляющих katalogos, членов Совета, жрецов, купцов, регистраторов, кураторов neorion — корабельных работ.

Через многочисленные шпангоуты пробирались nautai — гребцы, упаковывающие свои брезентовые мешки и вёсла. В этом хаосе звуков каждый спешил отметиться — о приходе на работу, об уходе с работы — до того, как прозвучит сигнал apostolei, администратора афинского флота.

Оружие было составлено вдоль причалов под флажками воинских соединений. В свете факелов были видны пехотинцы. Их бронзовое оружие сияло, смазанное для защиты от морской соли, а щиты были покрыты тканью из сальной овечьей шерсти.

Внизу у пирса Алкивиад остановился поговорить с Формионом и несколькими капитанами, а Эвриптолем и я поднялись по ступеням, испещрённым всякими непристойными рисунками, морскими выражениями и всем известным изображением «след ноги и кошка», указывающим направление к ближайшему публичному дому, открытой таверне под названием «Ouros» — «Попутный ветер», глядящей выходом на погрузочные причалы. Эвро спросил, видел ли я когда-нибудь магнит — как он притягивает железо. Он имел в виду своего двоюродного брата.

Ниже, в доке, мы заметили, какой переполох вызвал Алкивиад одним своим появлением. Как и в лагере под Потидеей, пехотинцы спешили к нему — только ради того, чтобы взглянуть на него хоть мельком. Казалось, к нему обращаются все проходящие мимо. Мы слышали, как несколько человек просили его выступить смелее. Пусть молодость не сдерживает его! Надо добиваться командной должности и при первой же возможности хватать её. Большинство солдат были молодыми, нашего возраста. Им уже надоели старики-командиры.

— Веди нас, сын Клиния! — кричали они, решительно вздымая кулаки.

В морской таверне, где его двоюродный брат и я ожидали его, предвкушение прихода Алкивиада наэлектризовало всю округу. Проститутки и прачки с ближайших улиц сбежались, нащипав себе щёки, чтобы на них вернулся румянец, и причесав себе волосы грязными пальцами. Ты ведь знаешь эту забегаловку, Ясон? Там тебе дадут не только выпить, но и поесть. Владелец таверны — финикиец из Тира. Он украшает своё заведение разными морскими символами и даёт блюдам соответствующие названия. Когда Алкивиад вошёл, тот поспешил предложить гостю «Лучшую часть улова». А может быть, господин предпочитает «Вкус моря»?

— Я съем вот это. — Алкивиад показал на горшок, стоявший на огне. — «Приступ тошноты».

И усмехнулся, глядя на хозяина. Тиара персидского владыки не доставила бы этому человеку большего удовольствия, чем улыбка Алкивиада. Но настроение афинянина было мрачным. Его сжигала откровенная зависть к Формиону. Ему не терпелось иметь собственный флот. Известность заставляла его нервничать. Алкивиад чувствовал, какое влияние он оказывает на массы, и намеревался использовать это. Зачем только он попросил своего двоюродного брата и меня сопровождать его?

— За исключением нашего друга Сократа, только у вас двоих хватает духу сказать мне в лицо, что я негодяй. Вот сейчас — скажите мне, но только правду: как и где я должен сделать ход?

Смерть Перикла создаст вакуум, продолжал Алкивиад, который поставит Афины и их союзников с ног на голову. Подвластные нам города-государства поднимут восстание, сбегутся предполагаемые преемники великого человека.

Эвриптолем прервал его, возмущённый. Как может Алкивиад столь хладнокровно рассуждать о смерти своего родственника, который — если будет на то воля богов — может прожить ещё полгода, а то и вовсе остаться в живых? Многие уже начали поправляться после болезни!

— Только не он, — произнёс Алкивиад. — И я вовсе не хладнокровен, дорогой брат. Я только хочу подчеркнуть, каким был он и какими он хотел бы видеть нас. Итак, кого нам избрать на его место? Этого подхалима, подлизывающегося к толпе, — Клеона? Андрокла, который не может выбраться из канавы даже при помощи лестницы? Может быть, Никия с его вредоносным религиозным непостоянством? Послушайте меня! Если бы в Афинах лидерство перешло к личностям по-настоящему творческим, я первый стал бы служить им. Но самое худшее то, что нами заправляют сутенёры-подхалимы, умеющие лишь манипулировать толпой. Лучшие — такие, как Формион и Демосфен, — это воины, они не станут пачкать руки политикой. Вместе с Периклом умрёт предвидение. Но даже он не мог предвидеть будущее. Чума уйдёт, мы останемся жить. А что дальше? Перикл сформулировал три принципа ведения этой войны: преимущество афинского флота, надёжность Длинных стен и запрет на захват чужих земель, пока идёт война. Эти принципы он считал непреложными. Первые два соблюдаются, но третий надлежит отменить. У нас нет выбора. Мы должны расширять наши владения, и притом довольно энергично. Нашим кораблям необходимо завоевать Сицилию и Италию, а затем захватить Карфаген и Северную Африку. И в Азии не стоит довольствоваться клочком земли на побережье. Нам следует продвинуться вглубь и присоединить к Афинам всех желающих, в том числе и персидских владык.

Эвриптолем со смехом заметил:

— Как же мы завоюем весь мир, кузен, если не можем даже спуститься с наших стен, чтобы справить нужду? Кого же нам надо нанять, чтобы осуществить столь мастерский план?

— В конечном счёте — спартанцев, — ответил Алкивиад, словно это было само собой разумеющимся. — А для начала — их союзников, поскольку мы победили их старое поколение и привлекли молодёжь на нашу сторону. — Он говорил вполне серьёзно. — Но вот вопрос, друзья мои: могу ли я говорить об этом публично? Мне нет ещё двадцати пяти лет. И это в государстве, где порогом мудрости является сорок! Молчать — значит поступать вопреки моей натуре. Но выступить преждевременно — потерпеть поражение, даже не начав боя. Вы не представляете, сколько ночей я пролежал без сна, мучаясь этой проблемой.