Принципы ведения войны - Карл фон Клаузевиц Страница 19

Однако необходимо вспомнить, что мы имеем дело со стратегией, а не с тактикой, и мы утверждаем, что только крупные тактические успехи ведут к крупным стратегическим успехам, или, как мы более четко выразили это раньше, тактические успехи имеют на войне первостепенное значение.

Доказательство этого утверждения кажется нам достаточно простым; оно заключается во времени, которого требует каждая сложная комбинация. Вопрос, произведет больший эффект простой удар или более тщательно подготовленный, то есть более сложный и искусный, решится, несомненно, в пользу последнего, если предположить врага пассивным. Но каждый тщательно скомбинированный удар требует времени на подготовку, а если в это время противник нанесет контрудар, это может сорвать наши планы. Если контрудар будет простым, а значит, и быстрым, враг перехватит инициативу и затормозит действие большого плана. Поэтому наряду с целесообразностью сложного удара нужно рассмотреть все опасности, с которыми можно столкнуться во время подготовки, и наносить его только тогда, когда нет причин бояться, что противник нарушит наши планы. В таком случае мы должны выбрать более простой, то есть более быстрый путь, поскольку этого требуют характер врага, условия, в которых он находится, и другие обстоятельства. Если от отвлеченных впечатлений и абстрактных идей вернуться к практической жизни, становится очевидным, что смелый, отважный и решительный враг не даст нам времени для подготовки сложных, искусных комбинаций, и именно против него нам понадобится больше всего умения. Это убедительно доказывает преимущество простых и непосредственных приемов над сложными.

Если поискать глубинные основы этих противоположных начал, то обнаружится, что в основании одного лежит ум, а в основании другого — мужество. Есть что-то очень привлекательное в идее, что умеренное мужество в сочетании с большим умом произведет больший эффект, чем умеренный ум при огромном мужестве. Однако если не предполагать, что эти элементы находятся в неравных и не поддающихся логике отношениях, то мы не имеем никакого права выше ценить ум, чем мужество в опасной ситуации, когда мужество ценится превыше всего.

Такое абстрактное замечание подтверждается опытом, и, по существу, он и является единственной причиной, подтолкнувшей нас к такому выводу.

Тот, кто беспристрастно изучает историю, не может не признать, что из всех воинских доблестей энергия в ведении войны всегда более всего содействовала успеху и славе оружия.

Что же нам следует понимать под уничтожением вражеской армии? Относительно большее сокращение ее численности, по сравнению с нашими потерями. Если мы имеем большое численное превосходство над противником, тогда понятно, что равная численность потерь с обеих сторон для нас будет менее ощутима, чем для него, а следовательно, ход сражения для нас может считаться успешным.

Если умелым расположением войск мы поставили нашего противника в столь невыгодное положение, что он не может безопасно продолжать бой и после некоторого сопротивления отступает, тогда мы можем сказать, что победили его на этом участке. Но если в этой победе мы понесли такие же потери, как и он, тогда в конечном итоге проку от такой победы никакого, если подобный результат можно назвать победой. У нас не остается ничего, кроме прямой победы, которой мы добились в процессе уничтожения сил противника; но кроме потерь, понесенных в ходе боя, существуют, как его прямое последствие, потери при отступлении разгромленной армии.

Из опыта известно, что разница между потерями со стороны победителя и со стороны побежденного редко бывает очень большой и что большую часть потерь побежденный несет во время отступления. Жалкие остатки батальонов дорубит кавалерия, измотанные люди отстанут, подбитые пушки и разбитые зарядные ящики брошены, остальные из-за плохого состояния дорог нельзя достаточно быстро увезти, и их захватят преследующие войска, ночью отдельные колонны собьются с пути и, беззащитными, попадут в плен. Таким образом, победа большей частью приобретает материальную форму после того, как она уже одержана. Это было бы парадоксом, если бы не решалось следующим образом.

Вооруженные силы обеих сторон несут в бою не одни лишь физические потери; моральные силы также потрясены, надломлены и уничтожены. Когда возникает вопрос, продолжать бой или нет, приходится учитывать не только потери в людях, лошадях и пушках, но также в порядке, мужестве, уверенности, сплоченности и внутренней связи. В этом случае решающими оказываются моральные силы, а в тех случаях, когда победитель несет такие же тяжелые потери, как и побежденный, то только они.

Во время боя трудно оценить сравнительное соотношение физических потерь с обеих сторон. С моральными же силами дело обстоит иначе. Тут имеют значение два момента. Во-первых, потеря территории, на которой шел бой, и, во-вторых, превосходство в резервах. Чем больше сократились наши резервы в сравнении с резервами противника, тем больше сил мы потратили, чтобы поддерживать равновесие; и в этом чувствуется моральное превосходство противника. Но основное заключается в том, что люди, выдержавшие длительный бой, более или менее подобны перегоревшему шлаку: они расстреляли свои боеприпасы, исчерпали физические и моральные силы, а вероятно, и мужество. Такие силы, независимо от сокращения численности, если их рассматривать как организм, резко отличаются от тех, чем они были до боя; таким образом, потеря моральных сил может быть измерена, словно складным футом, количеством израсходованных резервов.

Следовательно, каждый бой — это кровавое и разрушительное сведение счета сил, как физических, так и моральных; тот, у кого и тех и других к концу боя остается больше, тот и есть победитель.

В бою потеря моральных сил была основной причиной решения; после того как оно принято, эти потери продолжают увеличиваться, пока не достигают кульминационной точки к концу боя. Тогда для победителя наступает благоприятный случай, чтобы пожать все плоды путем разгрома физических сил противника, что и является настоящей целью боя. При общей потере порядка и управления на стороне, терпящей поражение, призывы к сопротивлению отдельных частей уже представляются тяжким наказанием и приносят больше вреда, чем пользы. Дух солдатских масс разбит; первоначальное возбуждение от поражений и побед, в которых забывается опасность, растрачено, и большинству опасность теперь кажется не призывом к их мужеству, но скорее суровым наказанием. Таким образом, в первый момент победы военная машина противника ослаблена, ее ударная сила притуплена и поэтому больше не пригодна для того, чтобы ответить опасностью на опасность.

Однако этот период проходит. Моральные силы побежденного постепенно восстанавливаются, порядок тоже, мужество возрождается, и часто у победителя остается лишь небольшое численное превосходство, а часто и вовсе никакого. В некоторых случаях даже, хотя и редко, дух мести и неудовлетворенной вражды может заставить врага перейти в наступление. Но никогда нельзя сбрасывать со счетов результаты, достигнутые в отношении числа убитых, раненых, пленных и захваченного оружия.

Таким образом, артиллерия и пленные во все времена считались истинными трофеями и мерилом победы, потому что в их количестве, несомненно, отражаются ее размеры.