Тайна Магдалины - Кэтлин Макгоуэн Страница 19

— Уверен, что до этого не дойдет. — Питер улыбнулся и поблагодарил друга. Разговор плавно перетек в обсуждение невыносимой калифорнийской жары в сравнении с мягким летом в их родной Ирландии. Они поболтали о старых друзьях и обсудили местопребывание их бывшего учителя и соотечественника, который сейчас был епископом где-то в Южных штатах. Когда пришло время уходить, Питер заверил товарища друга, что после разговора чувствует себя лучше.

Он солгал.

Отец Брайан Рурк тем вечером вернулся в свой кабинет с тяжелым сердцем и угрызениями совести. Он долго сидел, глядя на распятие, висящее на стене над его столом. Обреченно вздохнув, он снял телефонную трубку и набрал код Луизианы. Ему не требовалось искать номер в телефонной книге.

Новый Орлеан

Июнь 2005 года

Морин вела свою взятую напрокат машину по окраинам Нового Орлеана, карта местности была расстелена на свободном пассажирском сиденье. Она притормозила и съехала на обочину, чтобы взглянуть на карту и убедиться, что не заблудилась. Удовлетворенная, Морин вернулась обратно на дорогу. Как только она завернула за угол, перед глазами у нее выросли похожие на саркофаги гробницы и надгробные памятники, которыми знамениты кладбища Нового Орлеана.

Морин припарковалась на стоянке и потянулась на заднее сиденье, чтобы взять свою большую сумку и цветы, купленные на улице. Она вышла из машины, стараясь избегать грязных луж, оставшихся от первой летней грозы, и огляделась. Окрестный пейзаж представлял собой бесконечные ряды ухоженных могил. Повсюду были видны мемориальные доски и венки. Глубоко вздохнув, Морин пошла по направлению к кладбищенским воротам, сжимая в руке цветы. Она остановилась у главного входа и подняла голову, но потом резко повернула налево, не заходя на кладбище.

Морин прошла мимо ворот и шла вдоль кладбищенской ограды до тех пор, пока не достигла еще одной группы захоронений. Могилы здесь заросли мхом и сорняками, выглядели запущенными и жалкими. Это было заброшенное кладбище.

Она шла медленно, осторожно, испытывая чувство благоговения. Она еле сдерживала слезы, перешагивая через могилы людей, которые остались покинутыми даже после смерти. В следующий раз она принесет больше цветов — для всех.

Встав на колени, она раздвинула сорняки, которые закрывали обветшалую могильную плиту. Ей открылось имя: Эдуард Поль Паскаль.

Морин принялась голыми руками яростно рвать буйную поросль. Клочки летели во все стороны, пока она расчищала место, не обращая внимания на пыль и грязь, которые забивались под ногти и пачкали одежду. Она руками очистила плиту и протерла надпись, чтобы яснее стали видны буквы имени.

Закончив, Морин положила цветы на могилу. Она достала из сумки фотографию в рамке и минуту смотрела на нее, дав волю слезам. Фотография изображала Морин в детстве, не старше пяти-шести лет, сидящей на коленях у мужчины, который читал ей сказки. Отец и дочь счастливо улыбались друг другу, не обращая внимания на камеру.

— Привет, папа, — тихо прошептала она, обращаясь к фотографии, прежде чем поставить ее на могильный камень.

Морин посидела немного с закрытыми глазами, пытаясь вспомнить что-нибудь о своем отце. Помимо фотографии, у нее сохранилось очень мало воспоминаний о нем. После его смерти мать запретила любые разговоры об этом человеке и его роли в их жизни. Он просто перестал существовать для них, как и его семья. Очень скоро после этого Морин и ее мать переехали в Ирландию. Ее прошлое в Луизиане перешло в разряд смутных воспоминаний печального ребенка, пережившего душевную травму.

Еще раньше, сегодня утром, Морин перелистала телефонную книгу Нового Орлеана, пытаясь отыскать жителей по фамилии Паскаль. Их оказалось довольно много, некоторые могли оказаться знакомыми. Но она быстро закрыла книгу, никогда, в действительности, не стремясь наладить связь с возможными родственниками. Это была всего лишь попытка вспомнить.

Морин на прощание прикоснулась к фотографии, потом вытерла слезы испачканной рукой, размазав грязь по лицу. Ей было все равно. Она встала и зашагала обратно, не оглядываясь, остановившись за воротами главного входа. На территории кладбища стояла белоснежная часовня, увенчанная блестящим медным крестом, сверкавшим под лучами южного солнца.

Морин посмотрела на церковь сквозь решетку отсутствующим взглядом.

Она прикрыла глаза, защищаясь от блеска медного креста, потом отвернулась от церкви и пошла прочь.

Ватикан, Рим

Июнь 2005 года

Томас, кардинал Де Каро, встал из-за стола и посмотрел в окно на площадь. Не только его старые глаза нуждались в передышке после работы со стопкой пожелтевших бумаг на столе. Его разуму и сознанию тоже нужно было отдохнуть и поразмыслить над полученной утром информацией. Надвигалась катастрофа. Он только не знал пока, какие разрушения принесет с собой этот катаклизм и кто станет его жертвой.

Он открыл верхний ящик стола, чтобы взглянуть на предмет, который придавал ему силы в такие тяжелые времена. Это был портрет блаженного папы Иоанна XXIII с надписью «Vatican Secundum» — «Второй Ватикан». Под изображением были написаны слова этого великого и мудрого деятеля, который многим рискнул, чтобы привести свою возлюбленную Церковь в соответствие с современным миром. Хотя Де Каро знал эти слова наизусть, чтение их вселяло в него мужество:

«Это не Евангелие меняется. Это мы начинаем лучше понимать его. Наступает момент, когда следует распознать знаки времени, воспользоваться случаем и посмотреть далеко вперед».

Там, на улице, уже наступало лето, и утро обещало еще один прекрасный римский день. Де Каро решил бросить работу на несколько часов и прогуляться по своему любимому Вечному городу.

Ему надо было пройтись, ему надо было подумать, и больше всего ему надо было помолиться, чтобы Бог указал ему, что делать дальше. Возможно, направляющий дух доброго папы Иоанна поможет ему найти свой путь перед лицом надвигающегося кризиса.

…Варфоломей пришел к нам при посредстве Филиппа, еще одного из племени нашего, о ком неверно судят — и признаюсь здесь, что была я первой, кто неверно судил о нем. Он был давним последователем Иоанна Крестителя, и отсюда я знала о нем. Поэтому прошло некоторое время, прежде чем я научилась доверять Филиппу.

Филипп был человек-загадка — практичный и образованный. Я могла говорить с ним на языке эллинов, которому я также была обучена. Он происходил из знатного рода, был рожден в Вифсаиде, но все же он давно избрал жизнь необычайно простую, отказавшись от соблазнов богатства. Этому он впервые научился у Иоанна. Внешне Филипп был трудным и раздражительным человеком, но под слоем всего этого скрывались свет и доброта.

Филипп никогда не причинил бы вред ни одному живому существу. В еде своей он придерживался самых суровых законов и не стал бы употреблять пищу, которая принесла страдание хоть одному животному. Когда все остальные из нашего племени ели рыбу, Филипп и слышать не хотел об этом. Он не мог вынести мысли о нежных ртах, разорванных крючками, или об агонии, которую испытывали пойманные в сети. Он много раз спорил по этому поводу с Петром и Андреем! Я часто думаю об этом. Возможно, он был прав, и его приверженность вере — еще одна из причин, почему я восхищалась им.