Евреи государства Российского. XV – начало XX вв. - Илья Бердников Страница 19

Даже спустя более полувека после бегства из России этот седой, как лунь, почти столетний старец неизменно проявлял к своей бывшей отчизне живой и неподдельный интерес. «Я посетил от Вашего имени г. Веселовского, – писал об этом из Ферне, что близ Женевы, один именитый француз российскому канцлеру А. Р. Воронцову, – добрый старик… воодушевлялся от всего, что я ему рассказывал о его родине, и радость была видна в его глазах и чертах». Некогда крупный дипломат Петровской эпохи, Авраам Павлович Веселовский (1685–1783) с 1730 года обосновался в Швейцарии, где жил достойно и весьма безбедно в кругу любящих домочадцев: женившись в 1741 году вторым браком на француженке Марианне Фабри, он стал отцом четырех дочерей, счастливым дедом и прадедом.

Возвратиться на родину ему предлагала еще русская императрица Елизавета Петровна. А при Екатерине II он получил возможность вернуться в Россию, что называется, на белом коне – с большим почетом. Этого добился для него сам «фернейский патриарх» Вольтер, близкий друг Авраама, нашептав о нем монархине много лестных слов. Знатные русские вояжеры (среди коих были такие знаковые фигуры, как президент Российской Академии княгиня Е. Р. Дашкова и победитель турок, граф А. Г. Орлов-Чесменский) почитали за честь посетить дом Веселовского в Ферне. Но почему же всякий раз, глянув невзначай на портрет великого реформатора Петра I, всегда невозмутимый, сдержанный Авраам Павлович вдруг смешается, задрожит, как осиновый лист?

Может статься, в сей миг память властно переносит старца в далекие 1720-е годы, когда положение его, бывшего российского резидента в Вене, было более чем рискованным и опасным. Случилось так, что Авраам Павлович нарушил рескрипт Петра I от 3 апреля 1719 года, где ему предписывалось «с возможным поспешением» вернуться в Россию якобы для направления «с некоторыми комиссиями к другому некоторому двору». Поначалу Веселовский вроде бы и направлялся домой; по пути он свиделся в Берлине с русским посланником А. Г. Головкиным и тайным советником П. А. Толстым, но с тех пор резидента Веселовского и след простыл.

Царь забил тревогу незамедлительно: указание о поиске и аресте беглого Веселовского было тут же разослано всем российским эмиссарам за границей. А весной 1720 года для поимки ослушника в одном из германских княжеств был организован боевой оперативный отряд. Возглавил его военный агент русской армии князь Ю. И. Гагарин, действовавший под именем Вольского. Этому-то Вольскому с сотоварищами и надлежало выследить Авраама Павловича, а затем доставить его в Петербург; в случае же невозможности задержания предусматривался даже вариант убийства бывшего резидента. Дипломатическое прикрытие «боевиков» за границей осуществлял близкий к императору генерал-майор П. И. Ягужинский.

Поначалу ищейки Петра, кажется, напали на след «бездельного крещеного жида», как они его называли. Его будто бы видели в окрестностях Франкфурта-на-Майне, в Гессен-Касселе. Стремясь придать делу законный характер и понимая, что добровольный выезд из страны для западных юристов преступлением не является, царь наказал Вольскому объявить о значительном денежном долге, от уплаты которого якобы скрывался Веселовский. Кольцо вокруг изгнанника, мнилось, вот-вот сомкнётся. Но и у Авраама Павловича были свои доброхоты… Предупрежденный в самый последний момент о западне, он спешно выехал в неизвестном направлении – и был таков!

Вскоре он, однако, объявился в недосягаемом для «боевиков» Вольского Лондоне. Петр и здесь не оставил попыток заполучить перебежчика и весьма разгневался, когда получил с берегов Темзы неутешительный ответ: «Английский король не может исполнить просьбу царя, не нарушая права убежища, которое должно оставаться неприкосновенным у всех народов». Царю напомнили и о том, что Веселовский не был ранее ни судим, ни подвергнут наказанию. И хотя Палата Общин не удовлетворила в ноябре 1724 года петицию Авраама Павловича о его натурализации в Туманном Альбионе, новый эмигрант чувствовал себя здесь в полнейшей безопасности. Отсюда в 1730-е годы он переехал в благословенную Швейцарию, где и нашел свое окончательное пристанище.

Вид предместья Ферне (Швейцария)

Что же заставило Веселовского стать первым в российской истории дипломатом-невозвращенцем?

Эмигрантами, как известно, не рождаются – ими становятся, причем к такому отчаянному решению ведет логика всей предшествующей жизни. А потому рассказ о нашем герое следует начать с его первых шагов.

Можно сказать, что с самого начала карьера Авраама была обречена на успех. Ведь он находился в родстве с блистательным дипломатом эпохи, вице-канцлером, бароном П. П. Шафировым – по некоторым сведениям, приходился тому племянником. Какое-то время Веселовский воспитывался в его доме, и, видимо, именно дядя-полиглот привил ему интерес к иностранным наречиям: Авраам свободно говорил по-немецки и владел латынью. Здесь-то, будучи в гостях у вице-канцлера, и заприметил его проницательный Петр, предрекший отроку большое будущее.

Когда юноше минуло восемнадцать, он был направлен за казенный счет в только что открывшуюся в Москве первую в России гимназию. Возглавлял ее происходивший из Мариенбурга пастор Эрнст Глюк (интересно, что именно у него одно время была в услужении Марта Скавронская – будущая императрица Екатерина I). Познания этого ученого мужа были весьма обширны: он был автором краткой географии на русском языке, русской грамматики и молитвенника, составил славяно-латино-греческий словарь, перевел труды замечательного чешского педагога Я. А. Коменского «Преддверие», «Открытая дверь языков», «Мир чувственных вещей в картинках».