Рамсес II Великий. Судьба фараона - Жеральд Мессадье Страница 19

— Ты — сирота, потомок древней царской семьи. Мои родители пожалели тебя и усыновили. Что еще я должен знать?

Превосходство, которым было проникнуто это простое объяснение, было равнозначно призыву к порядку; ответ Па-Рамессу означал: «У тебя нет никаких прав, ты существуешь лишь благодаря милосердию моих родственников».

— Я — родовитый принц.

Какое тщеславие! Па-Рамессу съел плод смоквы и взял еще один.

— Я за тебя рад, — отозвался он. — Но этой страной правит мой божественный дед.

— И я когда-нибудь буду править.

— После моего отца — может быть, — заметил Па-Рамессу с безмятежной и в то же время ироничной улыбкой. — И если найдется женщина из моего рода, которая захочет выйти за тебя замуж.

Он встал, сохраняя спокойное выражение лица. Птахмос метал в него сердитые взгляды. Так Па-Рамессу получил возможность убедиться, что непринужденность — его лучшее оружие.

— Нас ждут в кепе, — добавил он, когда наставник Тиа появился у двери.

Второй призыв к порядку. Притязания Птахмоса не освобождают его от обязанности посещать школу. Па-Рамессу не стал ждать и вышел первым. Перемирие было нарушено.

Этот эпизод дал толчок изменениям характера Птахмоса к худшему. Он был робок — стал грубым, был сдержанным — стал угрюмым. Тийи заметила это первой: ее доброжелательность наткнулась на стену мрачного, надменного безразличия.

«Из твоих ниток полотна не соткать» — это простонародное выражение, показывающее пренебрежение говорящего к способностям собеседника, она услышала от него как-то вечером после ужина.

Через несколько дней после отъезда Незер-Мут его плохое настроение достигло высшей точки, что вылилось в отвратительную сцену.

— Где моя кормилица? — неожиданно спросил Птахмос после ужина, вымыв руки и обсушив их куском полотна. Тон его был вызывающим.

— Тебе нужна грудь? — вопросом на вопрос ответила Туи, от которой не укрылись изменения в поведении Птахмоса.

Мальчик вздрогнул, услышав такое оскорбление.

— Незер-Мут в провинции кормит своими сплетнями ворон, — безразличным тоном сказал Сети. — В будущем году начнется твое военное обучение, еще не хватало, чтобы она ходила за тобой следом по казармам.

— А мой отец?

— Он перед тобой и он говорит с тобой!

За этой отповедью Сети последовала гробовая тишина. Птахмос, вне всяких сомнений, понял, что напрасно затеял битву. Он был должником царской семьи. Его отцом был Сети и никто другой, и с этим ничего нельзя было поделать. Туи, Тийи и Па-Рамессу ожидали продолжения этой стычки.

— Разве может здравомыслящий человек желать себе более достойного и благожелательного предка, чем фараон? — спросил Сети. — Благодаря его неусыпным заботам мы наслаждаемся покоем и гордимся процветанием нашей страны. И в своей бесконечной доброте он решил принять в свою семью покинутое дитя.

— Меня породил Хорамес, — пробормотал Птахмос.

— Хорамес за всю твою жизнь не дал тебе и кусочка засохшей лепешки, Птахмос. Он ни разу не вспомнил о своем отцовстве, даже когда Незер-Мут рассказала ему о твоем существовании. Ты бы не прожил и трех дней, если бы жрецы Птаха тебя не пожалели, — наставительным тоном произнес Сети. — Если бы не они, сейчас ты был бы маленькой мумией без маски. И если бы не милость моего божественного отца, ты был бы простым писцом, одним из тысяч. Ты должен понять наконец, из какого источника черпаешь свою жизненную силу!

Лицо Птахмоса застыло. Глаза заблестели, потом полились слезы. Он весь трясся от рыданий. Все молчали. Он сам искал схватки и потерпел поражение. Птахмос осознал, что отныне он — пленник царской семьи. Мальчик встал и ушел в свою комнату.

У наставника принцев Тиа вид был расстроенный.

— Он ведь еще маленький, — сказала Туи. — Безумная кормилица забила ему голову всякими бреднями, и он размечтался о своем будущем величии. Думаю, жрецы-интриганы тоже приложили к этому руку. Мальчик не виноват.

— Тем полезнее для него этот урок, — заключил Сети.

Когда родители и сестра встали, чтобы разойтись по своим комнатам, Па-Рамессу все еще о чем-то размышлял. Он добился желаемого, но это не доставило ему радости. Соперник перестал быть таковым, слезы обожгли щеки того, против кого он плел свою интригу.

Что ждет Птахмоса в будущем?

* * *

«Дворец Ихи» был полон гостей, большей частью это были военные — лучники, копейщики, конники, возницы колесниц, вернувшиеся в страну Кеми из последней восточной кампании. Звуки систр и тамбуринов плыли над утонувшими в сумерках берегами Великой Реки. Заведение было небольшим, поэтому многие посетители вышли в сад с кружками в руках. Одни пили пиво, другие — медовый напиток, третьи — вино. Дама Иануфар еще до возвращения солдат узнала о том, что кампания прошла успешно, и заранее подготовилась к празднованиям. Теперь хозяйка прогуливалась по заведению с улыбкой на устах, однако ничто не ускользало от ее бдительного ока. Доблестные гости с тугими кошельками смеялись, предвкушая вечер в компании кого-нибудь из здешних певиц или танцовщиц. Они были рады, что поход наконец закончился.

— Темнокожая малышка с глазами-миндалинами, та, что играет на тамбурине, сделает сладкой мою ночь, — глядя на тонкий месяц в темно-синем небе, прошептал один солдат — молодой, прекрасно сложенный мужчина с атласной кожей, бархатными глазами и сочными, как абрикос, губами. — Как думаешь, сколько она попросит?

— Это зависит от того, чего ты хочешь, и от времени, которое она на тебя потратит, — ответил второй, похоже, завсегдатай заведения. — Три медных кольца за обычные ласки, десять — за изысканные, и два серебряных кольца за целую ночь…

— Два серебряных кольца! В ее-то возрасте?

— Не она назначает цену, а дама Иануфар.

Первый солдат вздохнул.

— Не хотелось мне столько тратить!

— Не каждый день находится красивая принцесса, готовая в тебя влюбиться, Хорамес!

— Ты опять за свое, Димеха! Это дело прошлое!

Собеседник посмотрел на него насмешливо.

— Ладно, я больше не буду об этом вспоминать. Хотя, думаю, тебе не помешает знать, что в твое отсутствие по приказу фараона визирь Сети взял в семью ребенка, сироту.

— И что?

— Ребенок этот — принц Птахмос. Он заменил покойного Па-Семоссу.

Хорамес промолчал.

— Что ж, — продолжил Димеха, — теперь никто не станет напоминать тебе об этой истории с брошенным ребенком. Давай вернемся в зал и поговорим с твоей малышкой. Поверь, три медных кольца — не такая уж высокая цена за обычные ласки. Живем только один раз!

Мужчины вернулись в зал. Слова Димехи эхом звучали в голове Хорамеса. Вот как, его сын стал членом царской семьи! Он подумал, что правильно поступил, отказавшись от своих отцовских прав вопреки советам и требованиям старухи-кормилицы. Поступи он иначе, он бы повторно нарушил царские планы, а с него и одного раза достаточно: спина, иссеченная хлыстом, долго болела. Тем более что речь шла о сыне, которого он никогда в жизни не видел. Возможно, именно умение держать язык за зубами — не менее чем храбрость, проявленная в боях, — способствовало получению звания старшего командира конюшен. Все к лучшему: он свободен развратничать, как душа пожелает.