Геббельс. Портрет на фоне дневника - Елена Ржевская Страница 18
Геббельс. Портрет на фоне дневника - Елена Ржевская читать онлайн бесплатно
3 сентября 1926. Вчера посреди дня внезапно явилась Эльзе. Я так был рад этому. Румяная и загорелая, она выглядела такой свежей и здоровой. Мы пережили прекрасные, а порой и болезненные часы. Каждый несет свой крест. Вечером она уехала. Расставание далось мне тяжело. Ведь она милое, радостное дитя.
Геббельс активизировался, полиция то запрещает его выступления, то учиняет ему допрос в связи с нарушением общественного порядка им самим и толпой, которую он взвинчивал своим выступлением. И снова 8 сентября полиция запретила ему выступать. «Такая подлость».
23 сентября 1926. Воскресенье. В Кёльне с Эльзе. В ссоре разлетелись. Я очень рассержен. В зале ожидания встретил юного фанатика… Германия не умрет!.. В понедельник вечером речь в Штутгарте. …Во вторник выступал в Ульме. Блестяще!
25 сентября 1926. Вчера вечером в Эльберфельд. Я говорил хорошо и успешно. Сейчас в Рейдт. Эльзе написала прощальное письмо. С богом!
27 сентября 1926. Я распрощался с жизнью других! Сердце разорвалось!
Это – о разрыве с Эльзе. При обычной выспренности Геббельса в этих словах еще можно различить и что-то человеческое. Похоже, в последний раз.
Он не раскрывает, что произошло. Может, не так уж бесчувственна Эльзе к его антисемитизму. Или разумная Эльзе, пусть и заплаканная, как он описывает, решилась опередить события, ведь их отношения обречены, и Геббельс подталкивал к разрыву. Для него, возлюбившего превыше всего карьеру, славу, женитьба на ней, полукровке, катастрофична. И уже дан ему сигнал: на Берлин! Так что как раз и подоспело с разрывом.
Почти пять лет Эльзе была возлюбленной, невестой. Ее присутствием или ожиданием ее прошиты чуть ли не все записи этих лет. Как ни безвкусно, порой до пошлости, пишет он о себе и Эльзе, но все же пробиваются модуляции чувства. Ее легкость, нетребовательность, отзывчивость на его призыв, их встречи и расставания на перронах разных городов, ссоры и любовные примирения, ее жизнелюбие, естественность своей живительностью вторгались в его выморочное, придуманное, надрывное существование. «Рука в руке спускаемся вниз к Рейну. Нет денег на обед. И все же как безгранично я счастлив и рад. Ты милая, любимая! Спасибо тебе!.. Милая хорошая Эльзе! Я люблю тебя!» (11.1.1926).
Теперь с этим покончено.
На следующий день после состоявшегося разрыва он записывает: «Я умер и давно погребен. Как тяжело на сердце».
Он останется в своей органике: во внутрипартийной сваре, кознях, подсиживании, соперничестве – в этом он «как рыба в воде».
«Эльбрехтер в Веймаре всех натравливает против меня… Разоблачительный материал против Эльбрехтера». «Я получил уничтожающий материал на Эльбрехтера. Конец света. Преступник в маске порядочного». «Эльбрехтер негодяй. Вон!»
Останется накал пропагандистских выступлений: мелькание городов, массовые собрания. «Вчера в Бохуме. После обеда в Бланкештейн. Вечером Гёттинген». Предстоит: «Лейпциг, Дрезден, Лимбах, Берлин, Потсдам, Бреслау…» «Гигантский успех… Меня несли на руках». Нелишне напомнить: он весит всего 100 фунтов. «Сегодня вечером в Гёттинген… бить социал-демократов!»
«Сегодня Ганновер… послезавтра Брауншвейг. Много, много работы. Я иногда думаю об Эльзе!»
Тетрадь подходит к концу. Встречаются строки, не поддающиеся прочтению, – неразборчивы, небрежны. Клочья фраз, многоточия, указывающие на выпадение текста, – облик сохранившихся страниц будто доносит всклокоченность самого автора.
Но вот: «1 ноября состоится окончательно – в Берлин (гауляйтером)… Берлин ведь – Центр. И для нас. Мировой город» (18.10.1926).
И последняя в тетради запись:
«Письмо от Гитлера, Берлин окончательно. Урра! Теперь через неделю в имперскую столицу. Прощай, Эльберфельд!.. Мой день рождения… полно поздравительных цветов. От Эльзе ни слова… Жизнь так мрачна!» (30.10.1926).
На этом тетрадь обрывается – провал – дальнейшие последовательные записи не обнаружены. Мы встретимся вновь с автором дневника только через полтора года, и это будет уже другой Геббельс, в его новой фазе.
Воспользуемся полуторагодичной паузой, остановившей поток записей, из которых я старалась вычленить наиболее характерное, и задумаемся, что же собой представляет автор дневника?
В выступлении британского обвинителя на Нюрнбергском процессе звучат в адрес Гитлера и его ближайших сообщников-преступников, каким был Геббельс, слова – безумец, безумный, психопатическая личность.
На этот счет у В. Ходасевича есть интересное заключение о том, что вообще для Истории сумасшедший персонаж, пусть и носитель наивысшей власти, неинтересен. Для нее «он – ничто, нуль. История считается лишь с последствиями его безумных действий; с ним самим ей делать нечего. Она не предает его память забвению лишь потому, что ей, как лермонтовскому Демону, «забвенья не дал Бог».
Хотя наплывы психической ущербности в дневнике налицо, применительно к Геббельсу речь не идет о том виде сумасшествия, когда и спросить не с кого. Он-то вменяем. На нем лишь ставится клеймо Истории.
Но Геббельс как раз тот случай, когда вообще-то о личности говорить не приходится. Геббельс – «ничто, нуль». Кажется, ведь тем самым упрощается представление о нем. Но не так. Сложнее обрести его. Не за что зацепиться – фантом. Но Геббельс и все, что с ним связано, – это еще не сдано на поруки Истории, все еще слишком живо для нас, актуально и угрожающе.
При социальных, психологических и экономических невзгодах Германии молодая, незрелая, неукрепившаяся Демократия – Веймарская республика – «нежный росток без глубоких корней» (У. Авнери) – не выстояла против вызревшего внутри нее фашизма. От этого исторического прецедента нельзя отмахнуться нашей стране, делающей первые шаги к демократии. К тому же имея за спиной у себя тоталитарный строй, устоявшийся в толще народной жизни.
К тем наблюдениям, которые возникали по ходу чтения дневника, пожалуй, не так уж много есть что добавить о его авторе. Да и в ранних записях было все же шевеление неблагополучия, эмоциональные всплески. Когда же завершилось окончательно становление д-ра Геббельса-нациста, он уплощается, превращается в типично нацистского функционера. Выхолощен, циничен. Он становится одной из самых зловещих фигур гитлеровского времени.
Как уже сказано, нет личности, нет ее подлинного наполнения. Он – пуст. И может, одно из самых угнетающих представлений, вынесенных из знакомства с дневником, – это то, как успешно Геббельс втягивал в свою агрессивную, зловещую пустоту миллионы немцев.
И еще одно существенное и печальное наблюдение в связи с Геббельсом: высшее образование, даже гуманитарное, не дает иммунитета к фашизму. Оно может быть использовано и на службе у него.
Впрочем, сколько-нибудь серьезной образованности, которая может дать устойчивость человеку, в Геббельсе не обнаруживается. Он успешно сдавал экзамены, но не усердствовал в годы учения, в чем признается в дневнике. Поверхностная нахватанность, элементарный минимум обязательной классики, модные книги и те, что на злобу дня, оснащавшие его переимчивость декадентскими ужимками.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments