Война и люди - Василий Песков Страница 18

И вот почти сорок лет Иван Неудахин живет и работает в Ельне. В первые годы был трактористом — заготавливал лес на строительство в тех же местах, где лежал с пулеметом. «Подорвался в лесу на мине. Трактор списали, а я оказался живучим». Строил гвардеец в Ельне сыроварный завод, работал в школе завхозом, «на почте служил ямщиком» — развозил газеты, посылки и письма по дальним ельнинским деревням. Вышел на пенсию. Но последние годы снова работает, возглавляет районный ОСВОД (Общество спасения на водах). «Сам по себе и начальник, и подчиненный — одна штатная единица».

Характер у бывшего гвардии пулеметчика остался солдатским, причем с чертами Василия Теркина и того солдата из сказки, который суп из топора сварит и огниво добудет, несмотря на препятствия. Над фамилией своей Иван Федорович посмеивается: «Неудахин… А я как раз удачлив во всем. Все превозмог, — говорит он с гордостью, на какую имеет полное право, — землю свою защитил, сына вырастил, внуков вынянчил и пока еще хоть куда — хоть по ягоды, хоть по орехи».

Лето и осень 41-го года — особая часть «ельнинской биографии» Неудахина. И он ничего не забыл из пережитого тут. На «газике» мы поехали по деревням, окаймляющим город, точно следуя карте кипевшего тут сраженья. Но солдат и без карты помнит все бугорки и лощины, политые кровью. У деревни Ушаково он показал оплывший окоп и место, где стоял его пулемет. «Высотка с деревней восемь раз переходила из рук в руки. Дрались врукопашную лопатами и штыками. Я тут много патронов спалил. Наши лежали на склоне снопами, но и немцу мы показали кузькину мать. Он с неба гвоздил самолетами, а мы полыхали «катюшей».

Опираясь на палку, Иван Федорович ведет меня вдоль заросших траншей на высотке. «Отсюда на семь километров все видно. И на семь километров почти по кругу вся местность простреливалась. Железа тут!..» Подрезаем лопатой уже задерненную землю, и на ладонь вместе с божьими коровками и муравьиными яйцами падают ржавые гильзы, осколки бомб и снарядов. «Семьсот жизней стоила эта высотка. Все лежат вот тут, под березами…»

У деревни Садки Иван Федорович показал место, где полз с пулеметом из оврага по полю к деревне Митино. «На этом вот месте стоял сарай. Оттуда немец ударил из пулемета. И две мины, помню, сзади меня взорвались. Вот следы, посмотрите». Два места, где сорок лет назад взорвались мины, обозначены на траве кругами темно-зеленой крапивы и лебеды. В воронках от бомб на склоне оврага, как в плошках, растут высокие ольхи. В сосне наверху — осколок снаряда. И такие следы у каждой деревни, где сжималось кольцо окружения немцев…

«Под Орлом я едва не заплакал, когда узнал, что Ельню мы снова отдали. Думал: за что же там полегли? И только потом рядовым умом своим понял: очень важной, очень нужной была наша стойкость под Ельней».

Иван Федорович не первый раз проходит местами боев. «Сначала самого любопытство брало: что там и как? Потом водил военных историков. Приезжали однополчане. В прошлом году приехали земляки из Сибири, сироты из детдома: покажи, дядя Ваня, где воевал. Все показал. Приютил девушек у себя в доме. Вместе в земле покопались, нашли в ней кое-что для музея. Сам я тоже Сибирь навестил. Встретил там своего командира Батракова Матвея Степановича. Старый уже. Обнял меня: Ельню, говорит, никогда не забуду! У него, между прочим, за Ельню и знак гвардейца, и Золотая Звезда».

Этим летом Ельня жила двумя новостями. Новость первая и большая: город, где родилась гвардия, награжден орденом Отечественной войны. Новость вторая, небольшая, но трогательная: неожиданно и впервые в истории города, в самом центре его, в городском парке загнездилась парочка аистов. И где загнездилась — на самом верху монумента гвардейцам! Городские власти попали в трудное положение. С одной стороны, милые сердцу птицы, с другой — гнездо-то на монументе. Решили было гнездо передвинуть на специально поставленный столб. Но столб кто-то ночью распилил и унес. Позвонили в Смоленск: как быть? Там сказали: решайте сами… Судили-рядили, спорили, а аисты между тем гнездо достроили, вывели в нем птенцов и стали любимцами ельничан. Человеческое чувство воедино соединило и птиц, и монумент, и вести об ордене Ельне. Поток людей к монументу был небывалым. Старушки видели в аистах знаки памяти о погибших, молодежь собиралась фотографировать птиц, матери приводили к монументу детей. Приехал скульптор и, говорят, прослезился: «Это же замечательно!»

В Ельне я был в момент, когда аисты-старики парили над городом, а две молодые птицы уже пробовали крылья в гнезде. На дорожках парка ельничане оживленно гадали: улетят птицы или останутся до момента, когда в город съедутся гости? Всем хотелось, чтобы остались.

В августе Ельня готовилась принять награду, готовилась почтить мужество тех, кто сражался за город в суровом 41-м году, готовилась отметить славную годовщину рождения гвардии. Два слова — Ельня и Гвардия — в истории нашей армии неразрывны.

1981 г.